Государь (сборник)
Шрифт:
Подобные народы, как мы уже отмечали, бывают гонимы из своих стран нуждой, вызванной голодом, либо войной и гнетом, которым они подвергаются у себя на родине. Тогда им приходится искать новые земли. Если этих завоевателей много, они насильственно вторгаются в чужую страну, убивают ее жителей, захватывают их имущество, основывают новые царства и изменяют названия провинций. Так поступил Моисей и те народы, что захватили Римскую империю. Ведь новые имена, появившиеся в Италии и других странах, даны были как раз их завоевателями: Ломбардия, например, называлась раньше Цизальпийской Галлией, Франция – Трансальпийской Галлией, а сейчас она получила новое имя от франков, т. е. занявших ее народов; Славия называлась Иллирией, Венгрия – Паннонией, Англия – Британией; также и многие другие провинции поменяли свое название, о чем рассказывать было бы слишком долго. Моисей назвал Иудеей захваченную им часть Сирии. А поскольку я сказал выше, что иногда эти народы гонит из отчизны война и это толкает их на поиски новых земель, я хочу привести пример маврузиев, народа, в древности жившего в Сирии. Когда они узнали о нашествии евреев и поняли, что не смогут им противостоять, они решили спастись и оставить свою страну, чтобы не погибнуть вместе с нею. Собравшись со всеми чадами и домочадцами, они направились в Африку, где и обосновались, изгнав тамошних жителей. Так те, кто не смог защитить собственную родину, оказались в состоянии захватить чужую. Прокопий, описывающий войну Велизария с наводнившими Африку вандалами, сообщает, что он читал надписи на колоннах в тех местах, где обитали названные маврузии: «Nos Maurusii, qui fugimus a facie Iesu latronis filii Navae» [35] . Здесь указана причина их ухода из Сирии. Эти народы, гонимые крайней
Но если изгнанники, покинувшие отчизну, немногочисленны, они не представляют такой опасности, как описанные выше народы. Путь насилия неприемлем для них, и они должны проникать на новое место хитростью, а заняв его, закрепляться там с помощью друзей и союзников, как поступали Эней, Дидона, основатели Массилии и прочие. Все они обосновались на новом месте с согласия соседей. Многочисленные народы почти все вышли из областей Скифии, местностей бедных и холодных, откуда при увеличении населения понуждает бежать невозможность пропитания; многое здесь отталкивает жителей, и ничто не удерживает. И если за последние 500 лет не было случая, чтобы кто-либо из тамошних народов нахлынул в другую страну, то причин этому несколько. Первая состоит в Великом переселении из этих стран, происходившем на закате империи; в то время оттуда вышло более 30 народов. Вторая заключается в том, что Германия и Венгрия, бывшие в свое время источником переселенцев, облагородили ныне свои земли и живут теперь в достатке, так что их обитателям незачем искать лучшей доли. В то же время, поскольку они очень воинственны, их страны являются как бы оплотом против скифов, граничащих с ними, так что последние не могут рассчитывать покорить их или пройти через их территорию. Полчища татар довольно часто приходят в движение, но венгры и жители Польши противостоят им. Часто они похваляются, что если бы не их оружие, Италия и Римская церковь на себе почувствовали бы тяжесть татарского нашествия. Думаю, что этого довольно относительно названных народов.
Глава IX
Об общих причинах, порождающих войны между державами
Причина, которая привела к войне между римлянами и самнитами, до этого длительное время состоявшими в союзе, является общей для всех войн между могущественными государствами. Подталкивают к ним либо случайность, либо намеренные действия того, кто желает развязать войну. Распри между римлянами и самнитами вспыхнули случайно: самниты не собирались, нападая на сидицинов, а затем на кампанцев, вступать в войну с римлянами. Но когда бедственное положение заставило кампанцев, вопреки ожиданиям самнитов и самих римлян, обратиться за помощью к последним, те были вынуждены выступить на защиту доверившегося им народа, как своего, потому что войны они уже не могли избежать без ущерба для собственной чести. Римляне могли отказать кампанцам в защите от своих союзников-самнитов, пока они оставались также просто друзьями Рима, но отказать ищущим их подданства или покровительства было бы позорно, потому что в таком случае они перекрыли бы дорогу всем народам, желающим поручить себя римской власти. Ведь Рим стремился к славе и могуществу, а не к покою и потому не мог отказаться. По сходным причинам началась и первая война против карфагенян, ибо римляне взяли под свою опеку жителей Мессины в Сицилии, и произошло это волею случая. Но вторая война между ними уже не была случайной, ибо карфагенский полководец Ганнибал напал в Испании на союзников Рима сагунтинцев не для того, чтобы нанести обиду, а с целью вызвать на бой римлян, разбить их и вторгнуться в Италию. Такой способ вызывать войну был всегда в ходу между властителями, которые желают соблюдать некоторую пристойность и верность данному слову. Ведь если определенный договор, не нарушавшийся в течение долгого времени, мешает мне воевать с каким-либо государем, то я могу найти любое оправдание и предлог, чтобы напасть на его союзника, зная, что при этом он не сможет остаться в стороне, и тогда моя цель будет достигнута, либо, если он не вступится за своего подопечного, все убедятся в его слабости или вероломстве. И то и другое повредит ему во всеобщем мнении и облегчит исполнение моих планов. В связи с возникновением войн следует обратить еще внимание и на поступок кампанцев, о чем говорилось выше; отсюда можно сделать также вывод о том, какое средство есть у города, не имеющего силы обороняться, но ни за что не желающего сдаться врагу. Оно состоит в том, чтобы добровольно перейти под чье-либо покровительство. Так поступили капуанцы с римлянами и флорентийцы с королем Робертом Неаполитанским; последний не желал вступиться за них как за своих союзников перед утеснявшим их Каструччо из Лукки, но защитил их как своих подданных.
Глава X
Вопреки распространенному мнению деньги не являются пружиной войны
Всякий может начать войну когда пожелает, но не так легко ее окончить, поэтому прежде чем затевать что-либо, государь должен оценить свои силы и поступать сообразно с этим. При недостатке благоразумия он может легко обмануться и переоценить их, что произойдет в том случае, когда он станет о них судить по своему богатству, местоположению своих владений или по людской благосклонности, не обращая внимания на отсутствие у него собственной армии. Все вышеперечисленное увеличивает твою силу, но само по себе таковой не является; все эти блага ничего не значат и не имеют смысла, если нет надежного войска. В этом случае тебя не выручат никакие деньги, не спасет укрепленная местность, а любовь и преданность людей развеются, ибо они не смогут сохранять верность, если ты их не защитишь. Любая скала, любое море, любое неприступное место становится ровной площадкой там, где нет могучих защитников. Деньги не только не укрепляют тебя, но и делают желанной добычей для захватчика. Нет ничего ошибочнее общего мнения, утверждающего, что деньги суть пружина войны. Такое суждение выносит Квинт Курций по поводу войны между Антипатром Македонским и спартанским царем. Он говорит, что последний из-за недостатка средств был вынужден вступить в схватку и потерпел поражение, а если бы он воздерживался от этого в течение еще нескольких дней, то в Грецию поступило бы известие о смерти Александра, и тогда спартанцы одержали бы победу без кровопролития. Но так как у него не было денег и он боялся, что недовольное этим войско покинет его, спартанец решил попытать счастья в бою. Отсюда Квинт Курций и выводит, что деньги – это пружина войны. Это изречение слышишь повсюду, и государи не особенно мудрые следуют ему. Полагаясь на него, они рассчитывают защититься с помощью богатой казны и не думают о том, что если бы накопленных сокровищ было достаточно для победы, то Дарий одолел бы Александра, греки пересилили бы римлян, а в наше время герцог Карл победил швейцарцев; точно так же, как немного дней тому назад папа и флорентийцы не затруднились бы совокупными силами разгромить в Урбинской войне Франческо Марию, племянника папы Юлия II. Но все вышеназванные потерпели поражение от тех, кто почитает главным двигателем войны не деньги, а хороших солдат. Лидийский царь Крез показал афинянину Солону наряду с прочим свои бесчисленные сокровища и спросил, что думает он о его могуществе, на что Солон ответил, что могущество его не столь велико, ибо на войне все решает железо, а не золото, и если противник Креза превзойдет его в этом отношении, он отнимет у него все золото. Добавлю еще, что когда после смерти Александра Великого масса французов нахлынула в Грецию, а затем в Азию, они отправили посольство к царю Македонии, чтобы заключить с ним мир, и этот царь, чтобы устрашить их и дать понять им о своем могуществе, показал им накопленное у него золото и серебро. Тогда французы, уже было готовые к соглашению, нарушили его, ибо воспылали жаждой завладеть этим золотом. Так названного царя погубило добро, накопленное им для своей защиты. Несколько лет тому назад венецианцы потеряли все свои владения, не имея возможности оборонять их, хотя государственная казна была полной.
Поэтому я и говорю, что не золото, как провозглашает всеобщее мнение, а хорошие солдаты суть пружина войны, ибо за золото не всегда найдешь добрых солдат, а хорошие солдаты всегда достанут золото. Если бы римляне в своих войнах полагались больше на деньги, чем на оружие, то для осуществления их великих предприятий и преодоления вставших перед ними трудностей им не хватило бы всех сокровищ мира. Но римляне воевали с помощью железа и никогда не страдали от недостатка золота; трепетавшие перед ними приносили им золото прямо в лагерь. А если упомянутый спартанский царь вследствие недостатка денег был вынужден пойти на риск сражения, то в данном случае деньги выступают как одна из множества возможных причин. Ведь когда войску не хватает продовольствия и оно стоит перед выбором – умереть от голода или вступить в битву, то всегда выбирают последний выход как более достойный и оставляющий некоторую надежду на удачу. Полководцам случалось также частенько выбирать при виде подходящей к вражескому войску помощи: сразиться с ним и испытать судьбу в бою либо выждать, пока оно получит подкрепление, и опять-таки вступить в битву на гораздо менее выгодных условиях. Бывало и так (например, с Гасдрубалом, на которого в провинции Марка напал Клавдий Нерон вместе с другим римским консулом), что если военачальник может вступить в сражение или бежать, он всегда склоняется к первому, потому что в этом случае он может рассчитывать на победу, хотя и очень сомнительную, а при отступлении он проигрывает при любых обстоятельствах. Таким образом, различные причины могут заставить полководца принять бой вопреки его намерениям. Среди них может быть и недостаток средств, но из этого не следует, что деньги являются живительной силой войны в отличие от всех прочих вещей, побуждающих людей к подобным же действиям. Итак, повторю еще раз, не золото – пружина войны, а хорошие солдаты. Также и деньги имеют важность, но второстепенную; имея хороших солдат, можно справиться с их отсутствием, ибо при отличных солдатах не бывает недостатка в деньгах, а сами по себе деньги таких солдат не обеспечивают. Сказанное нами тысячекратно подтверждается историей, несмотря на то что Перикл советовал афинянам воевать со всем Пелопоннесом, убеждая их, что эту войну можно выиграть с помощью ловкости и денег. Хотя афиняне и добились определенных успехов в последовавшей войне, в конце концов они ее проиграли; разум и отважные солдаты Спарты взяли верх над изощренностью и богатством Афин. Тит Ливий более чем кто-либо другой подтверждает высказанное нами мнение, когда он строит предположения насчет того, победил бы Александр Великий римлян, если бы вторгнулся в Италию, и доказывает, что для войны необходимы три вещи: надежные и многочисленные солдаты, мудрые полководцы и благосклонность судьбы. Прикидывая, на чьей стороне было преимущество в этих вещах, у римлян или у Александра, он делает свои заключения, вовсе не упоминая о деньгах. Жители Капуи, которых сидицины попросили выступить на их стороне против самнитов, по-видимому, измеряли свои силы не количеством солдат, а количеством денег, потому что, выступив на помощь союзникам, после двух поражений они были вынуждены платить дань римлянам ради собственного спасения.
Глава XI
Неразумно водить дружбу с государем, который силен на словах, а не на деле
Желая показать ошибку сидицинов, понадеявшихся на помощь кампанцев, и заблуждение последних, полагавших, что они сумеют защитить сидицинов, Тит Ливий выразил это как нельзя лучше в следующих словах: «Campani magis nomen in auxilium Sidicinorum, quam vires ad praesidium attulerunt» [36] . Следует заметить, что союз, заключенный с государем, который не может тебе помочь вследствие удаленности своих владений, либо не имея на это сил из-за внутренних неурядиц, или по другой причине, дает вступившим в него лишь символическую поддержку. Так случилось в наше время с флорентийцами, когда в 1479 году на них напали папа и неаполитанский король; будучи в союзе с королем Франции, они извлекли из этого «скорее звание союзников, чем подкрепление». На такое же содействие мог бы рассчитывать и государь, в своих начинаниях уповающий на императора Максимилиана, потому что поддержка последнего относится как раз к тем, которые наделяют «скорее званием союзника, чем подкреплением», как было сказано по поводу капуанцев и сидицинов. Жители Капуи допустили тогда ошибку, переоценив свои силы. Так иной раз неосмотрительность подводит людей, которые, не имея возможности отстоять себя самих, пытаются защитить других. Подобным образом поступили тарентинцы, когда римское войско сошлось с войском самнитов; их послы заявили римскому консулу, что тарентинцы желали бы установить мир между ними и самнитами и что они объявят войну тому, кто нарушит этот мир. У консула это предложение вызвало лишь насмешку, и он в присутствии послов велел трубить сигнал к началу битвы, приказывая войску двинуться на врага. Так он не на словах, а на деле показал тарентинцам, какого ответа они заслужили.
Разобрав в этой главе те способы, которые государи употребляют для помощи другим, в следующей я хочу поговорить о том, как они защищают себя самих.
Глава XII
Что лучше в преддверии войны: выждать или нанести первый удар
Мне неоднократно приходилось слышать, как люди, достаточно искушенные в ратном деле, спорили о том, что лучше делать государю, которому объявил войну примерно равный по силам, но более дерзкий соперник, – ожидать врага в своих владениях или напасть самому и вступить на его территорию. Обе стороны приводили различные доводы. Сторонники решительных действий ссылаются на совет, который дал Крез Киру, когда тот стоял на границе с массагетами, собираясь начать с ними войну, и их царица Томирис через своих послов спросила у него, желает ли он, чтобы она ждала его у себя, или ей следует выступить ему навстречу. При обсуждении ответа Крез, вопреки мнению других, сказал, что нужно идти к царице, потому что, если она потерпит поражение на чужой земле, то успеет собраться с силами и царство не потеряет, а если Кир победит ее на родине, то он сможет ее преследовать и, не давая опомниться, лишит ее власти. Приводят также совет, который Ганнибал дал Антиоху, когда названный царь собирался воевать с римлянами. Ганнибал доказывал, что римлян можно победить только в Италии, потому что там можно завладеть их оружием, богатствами и союзниками; если же сражаться вне Италии и оставить ее в распоряжении римлян, то они всегда смогут черпать из этого жизненного источника и поставлять оттуда подкрепление во всех необходимых случаях. По мнению Ганнибала, у римлян легче было отнять их столицу, нежели остальные владения, Италию, нежели другие провинции. Ссылаются еще на Агафокла, который не мог вынести войну на своей территории, напал на своих противников карфагенян и заставил их просить мира. Упоминают и Сципиона, высадившегося в Африке, чтобы избежать войны в Италии.
Сторонники противоположного воззрения утверждают, что враг, удалившийся от дома, попадает в тяжелое положение. Они ссылаются на пример афинян, которые всегда одерживали верх, пока с удобством для себя воевали на родине, но когда они покинули ее и двинулись походом на Сицилию, он закончился для них утратой свободы. Припоминают в этом случае и поэтические вымыслы, в которых говорится об Антее, царе Ливии, сражавшемся с Гераклом Египетским. Этот царь был непобедим, пока ожидал противника внутри собственных пределов; перейдя через них вследствие хитрости Геракла, он распростился с государством и с жизнью. Отсюда родилась легенда об Антее, который, стоя на земле, породившей его, набирался у нее сил, и о Геракле, приподнявшем его и оторвавшем от земли. Но приводят и современные суждения. Всякому известно, что неаполитанский король Фердинанд считался в свое время одним из мудрейших государей. Когда за два года до его смерти распространился слух, что французский король Карл VIII собирается на него напасть, Фердинанд стал готовиться к войне, но заболел и перед смертью наряду с прочим завещал своему сыну Альфонсу ожидать противника в собственных владениях и ни за что на свете не выходить за пределы своего государства; собрав войско, следовало держать его наготове. Однако Альфонс поступил по-своему и отправил войско в Романью, после чего без боя потерял и свою армию, и свои владения.
Кроме вышесказанного, обе стороны приводят еще следующие аргументы: у нападающего боевой дух выше, чем у того, кто ждет нападения, поэтому его войско надежнее. К тому же противник лишается возможности пользоваться своим имуществом, ибо его подданные подвергаются грабежу; перед лицом врага правитель бывает вынужден обременять их и облагать поборами с большей осмотрительностью. Таким образом, для него иссякает источник, питающий, как говорил Ганнибал, его военные расходы. Далее, солдат, находящихся в чужой стране, заставляет сражаться необходимость, а из нее, как мы неоднократно отмечали, рождается доблесть.
Противная сторона возражает: в ожидании врага есть свои преимущества, без особых хлопот ты можешь затруднить его снабжение провизией и другими припасами, потребными для войска, можешь расстраивать его планы благодаря лучшему знанию местности; можешь выставить против него более многочисленное войско, легко соединив все свои силы, а ведь он не в состоянии привести всех своих воинов в чужую страну. Наконец, будучи разбит, ты можешь без труда поправить свое положение, ибо многие из твоих солдат спасутся, имея по соседству убежище, и за пополнением не придется далеко ходить. Таким образом, ты ставишь на карту все свои силы, но проигрыш не лишает тебя надежды, а удалившись от дома, в случае неудачи ты рискуешь потерять все, но не можешь поставить на кон все силы. Некоторые полководцы позволяли противнику, чтобы ослабить его, углубиться в свои земли на несколько дней пути и даже занять ряд городов; оставляя в них гарнизоны, он уменьшает свое войско и тем ослабляет его боеспособность.