Государство и право в эпоху революционных преобразований (к 100-летию революции в России). Материалы международной научно-практической конференции
Шрифт:
Подобный выбор был и у А.Ф.Керенского. Даже если учесть, отмечаемые некоторыми историками, ограниченные возможности Керенского по принятию самостоятельных государственных решений, то и тогда выбор вариантов политических действий, в том числе, способных резко снизить остроту революционной ситуации, реально имелся у исторического субъекта, которым, в этом случае, могло выступать всё Временное правительство. В плане нашей познавательной задачи, такое изменение трактовки субъекта исторического действия не имеет принципиального значения. Для нас важен сам факт наличия выбора действий, стоящего перед социальным субъектом, что свидетельствует об определенной степени его свободы.
Как же соотносится свобода субъекта с необходимостью и случайностью в истории?
Историческая необходимость отражает однозначность основания действия социального субъекта, а свобода
В рассматриваемой нами исторической ситуации свободу социального субъекта следует отнести к разряду «необходимой свободы», поскольку она определяется не только возможностью принятия альтернативных политических решений властными структурами, но и наличием реальной возможности снизить остроту социальных проблем и, тем самым, уменьшить вероятность наступления революционного взрыва. На основании этого, мы можем утверждать, что третий аргумент сторонников случайности Октябрьской революции, хорошо вписываясь в научное объяснение этого исторического события, вместе с тем, не является обоснованием его случайного характера.
Н.А.Бердяев, философ которого нельзя заподозрить в апологетике Октябрьской революции, вместе с тем, исходил в своём объяснении из её законосообразности [45] , т. е. необходимости. Приведённый нами краткий анализ исторической ситуации, сложившейся ко времени революции, также подтверждает данную позицию. Это не отвергает элементов случайности в развитии событий, но отрицает их доминирование в данном конкретном случае. В обществе того времени преобладало действие достаточно жесткой необходимости, проявляющейся в виде определенных социальных закономерностей, но была представлена и случайность, обусловленная способностью исторического субъекта принимать любые возможные решения, включая нерациональные, ошибочные, идущие во вред самому субъекту (примером чему, и являются многие решения Временного правительства, объективно ведущие к собственной политической гибели).
45
Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. – М.: Наука, 1990. С. 111–116.
П.Сорокин развивает и усиливает эту позицию Н.А.Бердяева. Указывая на повторяемость революционных ситуаций в истории человечества, он, в значительной степени, предваряет то, что в последствии К.Поппер назовет «логикой ситуации».
В своей работе «Социология революции» П.Сорокин отмечает, что революция происходила на исторической авансцене не раз, но каждый раз ставилась заново. Условия времени и пространства, сценарий и участники, их нравы, монологи и диалоги, хор толпы, число актов и сущность столкновений варьируется. Но, тем не менее, при всех несовпадениях огромное число явлений вынужденно повторяется. Ибо все актеры в разных сценариях играют одну и ту же пьесу, называемую революцией [46] .
46
Переписка на исторические темы. – М.: Политиздат, 1989. С. 12.
Революции вовсе не ограничиваются внешними политическими переворотами. Они, по мнению П.А.Сорокина, означают смену в поведении людей, их психологии, идеологии, верованиях и ценностях, знаменуют собой изменение в биологическом составе населения, его воспроизводства и процессов отбора. Революции – это деформация всей социальной структуры общества, приводящие к сдвигам в фундаментальных социальных процессах. И это не лучший способ улучшения материальной жизни людей. Революции не социализируют людей, а биологизируют, не увеличивают, а сокращают все базовые свободы, не улучшают, а скорее ухудшают экономическое и культурное положение рабочего класса.
Долгие годы Октябрьская революция 1917 года была представлена в основном глазами ее руководителей и сторонников, но подобный подход не позволяет дать адекватной оценки этого события. Необходимым основанием подобной оценки является критики Октябрьской революции с позиции ее противников.
В этом плане несомненный интерес представляет точка зрения А.И.Деникина, который в своей работе «Очерки русской смуты» признает, что власть падала в 1917 году из слабых рук Временного правительства и кроме большевиков в России не оказалось никакой другой реальной силы, способной предъявить на нее свои права. Он выделяет следующие важнейшие причины революции: «Огромная усталость после войны и смуты; всеобщая неудовлетворенность существующим положением; неизжитая еще рабья психология масс; инертность большинства и полная безграничного дерзания деятельность организованного, сильного волей и беспринципного меньшинства; пленительные лозунги; власть – пролетариату, земля – крестьянам, предприятия – рабочим, и немедленный мир…» [47] .
47
Власов В.А. Октябрь 1917-го в оценках современников // 1917-й год в судьбе России: Материалы межвузовской научной конференции, посвященной 80-летию революции 1917 г. – Пенза, 1997. С. 9–14.
На интересную особенность в оценке Октябрьской революции современниками обратил внимание В.А.Власов [48] . Он указал, что Октябрьская революция вызвала забастовку учителей, охватившую более 30 городов России. Новая власть вынуждена была признать, что Октябрьский переворот одну часть учительства бросил в "безудержную оппозицию", а другую погрузил в "молчаливое недоумение". Говоря о причинах неприятия революции, руководители Всероссийского учительского союза, объединившего св. 70 тыс. учителей, подчеркивали, что дело идет не о борьбе с большевистской доктриной как таковой – она приемлема и законна, как и другие политические доктрины, – а с тем вандализмом и варварством, в которые претворяется большевизм на практике, когда «на место учителя ставят школьного швейцара и кафедру международного права готовы поручить сапожнику» [49] . Большевики, по их мнению, действовали не столько в интересах народного образования, сколько в интересах сохранения своей власти.
48
Вильчек В.М. Алгоритмы истории. – М.: Прометей, 1989. С. 125.
49
Переписка на исторические темы. – М.: Политиздат, 1989. С. 12.
Возникает вопрос – насколько полно и корректно воплотились теоретические замысла идеологов революции в практических социальных действиях того времени?
Октябрьская социалистическая революция являлась самой большой надеждой XX века. В своих работах К.Маркс писал, главным образом, не о революции в традиционном смысле смены власти, а об освобождении человека. По Марксу, революция имеет своей целью ликвидацию самой политики. Должны исчезнуть не только религия, монархическое или демократическое государство, капиталистическая экономика и буржуазия, но и всякая государственная власть и сами социальные массы. В результате этого будет преодолено противоречие между обществом и личностью. Человек станет равноценным членом коллектива, получит реальную возможность всемерно развивать свои способности, исчезнет всякое принуждение, осуществляемое по отношению к нему.
Следует констатировать, что практика революционных преобразований пошла по иному пути. Марксистская теория классовой борьбы и государства не учитывала «азиатский способ производства». Восточный деспотизм не знал рабства в западном понимании, т. к. почти все население играло роль рабов, значение государства было чрезвычайно высоко. В определенном смысле, оправдались некоторые опасения «меньшевиков», критиковавших большевизм за то, что он вел к одному из вариантов деспотизма через установление диктатуры партии над пролетариатом и к засилью государства. По мнению Г.В.Плеханова, в России должна сначала произойти буржуазно-демократическая революция и только затем социалистическая революция. Попытка силой перейти прямо от царизма к социализму станет реставрацией азиатского деспотизма.