Готический ангел
Шрифт:
Мотылек: А ты бы сам поверил?
Дух: Не знаю. Но тебе не надо было этого делать.
Не надо, конечно, ему-то легко говорить, а Юльке каково? Он об этом подумал?
Мотылек: Почему не надо?
Дух: Опасно. Ты не подумай, что я сержусь, ко мне давно никто не приходит. Вернее, никогда не приходил. У меня и памятника-то нету, потому что ставить было некому, так что могилу не ищи – бесполезно.
Юлька прикусила губу.
Вот бред! Кому сказать… переписываться по аське с покойником.
Дух: Молчишь? Я тебя случайно обидел? Я понимаю, что не имею права просить или требовать что-то, ты уже взрослая и сама способна принимать решения, но подумай – ночь, темнота, место… специфическое. Вдруг бы тебя обидели?
Мотылек: Ты бы заступился.
Дух: Вряд ли. Видишь ли, мое существование на этом плане бытия ограничено некими правилами. Проще говоря, я – нематериален.
Мотылек: А печатаешь как?
Дух: Сложно объяснить, но я не печатаю. И машины такой не имею, я обитаю в этом пространстве по-другому, чем ты.
По-другому? Интересно, это как? И как можно выходить в Сеть, если компа нету? И подключения? И вообще, он же из прошлого века, там все древние были, автомобили и то чудо, а тут…
Дух: Теперь ты испытываешь некоторые сомнения по поводу моей честности. Я не сумею убедить тебя, потому как доказывать собственное несуществование – несколько парадоксально.
Парадоксально – слово-то какое откопал, а с другой стороны, и вправду попробуй-ка докажи, что ты покойник. Уже сто лет как покойник. О Боже… она все-таки сошла с ума. И нога затекла.
Мотылек: Ладно, проехали. Главное, что ты тут есть, правда?
Дух: Не совсем понял, но соглашусь. Только, пожалуйста, не надо повторять экспериментов, я очень за тебя волнуюсь.
Волнуется. Он за нее? За нее никто никогда не волновался.
– Ты спать идешь? – Анжелка сидела на кровати, розовая пижамка ей немного великовата, съехала на левый бок, а из выреза плечо торчит, белое, тощее и острое. – Если чего, то я просто свет верхний вырублю, и все.
– Вырубай.
Анжелка прошлепала через всю комнату к выключателю и хлопнула по нему ладошкой. Все-таки не вредная она, просто дура, ну и ладно, лишь бы не мешала. Забравшись под одеяло, она отчего-то шепотом спросила:
– Юль, а ты правда Витьку в морду дашь? Ну, за то… за тот вечер, да?
– Правда. Наверное.
– Спасибо, – Анжелка натянула одеяло по самый нос. – А то совсем достал, проходу не дает. Говорит, типа, я – динамщица. Почему он такой козел? А я ведь любила…
Она еще что-то говорила, позевывая и ворочаясь в постели, отвлекая. А любовь…. Любовь – интересная тема.
Мотылек: Скажи, а ты когда-нибудь влюблялся?
Дух:
Мотылек: И на что она была похожа, твоя любовь?
Дух: Любовь? На огонь и на лед. На смерть, на боль, на счастье, которое разрывает изнутри и тут же исчезает, оставляя в душе горькое разочарование и желание умереть, лишь бы никогда больше не испытывать подобной муки. И желание воскреснуть, потому как даже в смерти без того, кого любишь, нет покоя.
Мотылек: Круто.
Юлька подозревала, что «круто» – не совсем подходящее к таким откровениям слово, но больше ничего в голову не шло. Разве что… нет, в Духа невозможно влюбиться, его ведь не существует! Его нельзя сфотографировать, чтобы тайком любоваться снимком, с ним нельзя поговорить, нормально, не по аське, а по той же мобиле, не говоря уже о том, чтоб просто лицом к лицу. И на свидание он никогда не пригласит, и не прикоснется… не поцелует… не…
Нечего про ерунду всякую думать. Глупости!
– Глупости, – повторила Юлька вслух, но тихо, чтоб Анжелку не разбудить. – Глупые глупости. Самые глупые глупости.
Дух: Ты никогда не любила.
Мотылек: С чего ты взял?
Дух: Вероятно, ты не позволяешь себе влюбляться, потому что боишься зависимости от другого человека. И правильно. Любить больно. Но самое страшное, когда, оказавшись за порогом, понимаешь, что одинок. Что тебя предали, сначала в жизни, потом в смерти.
Мотылек: Она тебя предала? Да?
Дух: Да. Прости, мой маленький ангел, но давай сменим тему. Мне неприятно вспоминать.
Неприятно? Заброшенная могила на старом кладбище, одиночество изо дня в день, из года в год, и никого рядом. Это… это даже не кошмар, это что-то такое, что и представить себе невозможно.
Дух: Лучше расскажи, что у тебя случилось.
Что случилось? Да разве можно вот так, в двух словах взять и рассказать? А если не в двух? Но тоже не получится.
Мотылек: Помнишь, ты о моей семье спрашивал? Так вот, я их ненавижу. Всех.
Дух: За что?
Мотылек: Я им не нужна, понимаешь? Совсем не нужна, ни капельки. Мешаю.
Дух: Иногда на поверку все оказывается совсем не таким, как выглядит.
Мотылек: Они собираются меня отослать. В интернат. Только и ждут, что предлога, а мне уже даже все равно.
Анжелка, всхлипнув во сне, перевернулась на другой бок, плюшевый медведь, с которым она спала, упал на пол. Поднять бы, но… она тоже с ними, с Веркой и папашей, и обрадуется, когда Юлька уберется из дому, потому что тогда можно будет занять весь шкаф под свои розово-кукольные наряды, а полку – под косметику.