Готика Белого Отребья
Шрифт:
– Боже мой, ты в жизни не догадаешься, что произошло!
– это была Дон.
– Нет, - простонал Писатель, - и даже пытаться не хочу. Я просто ХОЧУ СПАТЬ!
– Послушай! Когда я вернулась из Бэктауна, я пошла в похоронное бюро, чтобы взять немного льда - долгая история – и… и… и…
– И, что?
– начал злиться Писатель.
– Задняя дверь была открыта!
Глаза писателя сузились в темноте.
– Ты хочешь сказать, что туда кто-то вломился?
– Нет! Никто не вламывался, следов взлома нет. Дверь была не заперта, была открыта нараспашку!
– Потрясающе, Дон. Поздравляю, ты забыла запереть дверь, когда мы уходили.
– Нет, нет, нет, я всегда всё проверяю перед уходом! Ты что, издеваешься? Ты же знаешь, что внутри!
Но теперь, когда он задумался, он вспомнил, как Дон запирала замок, перед тем как они отправились в Бэктаун.
– И это ещё не самое худшее, - продолжила она.
– Войдя внутрь, я обнаружила, что ещё одна дверь не заперта и открыта нараспашку…
В голове у Писателя зашевелилось.
– Дверь во вспомогательный бальзамировочный отсек!
– oнa почти сорвалaсь на крик.
– Помещение, где было тело Толстолоба!
Я точно помню, как она и её запирала,– Писатель погладил бородку, потом…
– Погоди-ка. Что ты имеешь в виду, говоря: "помещение, в котором было тело Толстолоба"? Ты имеешь в виду помещение, в которой он находится, верно? В настоящем времени?
– Было. Тело Толстолоба исчезло, - задыхаясь, сказала Дон.
– Ты хочешь сказать, что кто-то украл эту чёртову штуку?
– Чёрт, лучше бы кто-нибудь его украл. Но, кто бы это ни был, он выкачал всю бальзамирующую жидкость, а потом снова закачал его кровь. Когда мистер Bинтер-Деймон бальзамировал Толстолоба, он сохранил всю его кровь. Это такая желтая гадость, он хранил её в большой пятигаллонной бутылке в одном из холодильников.
Глаза Писателя расширились. Я видел эту бутылку в старом холодильнике с табличкой: НЕ ОТКРЫВАТЬ!
– Дон, что именно ты хочешь сказать?
Дон сглотнула.
– Толстолоб ушёл отсюда на своих двоих. Следы 20-го размера из жёлтой крови ведут из этой комнаты к задней двери.
Это невозможно. Она пьяна или под кайфом. Кроме того, даже если бы это было правдой, даже если бы демоническая кровь каким-то образом воскресила гиганта, Писатель точно видел, как Дон запирала дверь, и он видел тот промышленный замок с его трубчатыми ключами. Такие невозможно подобрать или взломать, да и кто вообще ещё в этом захолустном городишке умеет управлять бальзамировочной машиной?
В этот момент Писатель, держа телефон в правой руке, засунул левую в ящик прикроватной тумбы. И чего коснулась его рука?
Другой руки. Отрубленной кисти, которую он нашёл в машине Дикки Кодилла, где, также, он нашёл и страницу Войнича.
Оккультный тотем под названием “Рука Славы”, используемый ведьмами и колдунами для отпирания замков.
– Дон, - объявил он.
– Я верю тебе и думаю, что знаю, кто виноват, но… что мы будем делать?
– Я не знаю!
– pыдала она на другом конце линии.
– Я даже не думаю, что мы можем что-то сделать, кроме как убраться из города как можно быстрее. Толстолоб на свободе, и можешь держать пари на свой член, что он устроит резню, как и двадцать лет назад!
* * *
Мерзкий пот сочился из его пор, когда он медленно, но уверенно двигался сквозь влажную ночь. Комары садились на его кожу только для того, чтобы умереть, прежде чем могли отведать его кровь. Потому что в нём не было крови. Что-то было, но это была не просто кровь.
Ежевика и заросли сминались под его огромными, неуклюжими ногами. Ему нравилось потрескивание, которое напоминало ему другой звук, треск ломающихся костей, который он помнил из смутного прошлого или сна. Он не знал, кто это был или что это было, но что-то заверило его, что ответы на его вопросы скоро будут даны. Дыра в его черепе, казалось, наполнялась чем-то губчатым, чём-то растущим и застывающим, и вскоре, как он знал, кость или что-то похожее на кость вырастет и запечатает дыру в его голове. Скоро он почувствует, что его манит что-то очень важное, то же самое, что манило его в прошлом. Он знал, что у него есть какая-то высшая цель, и как только его голова восстановится, ему всё станет известно.
Он чувствовал… волнение.
Его сердце бешено колотилось, так же, как и огромнoe нечто, которoe хлопалo между его бёдрами, размером с дуб…
Его единственный большой глаз, цвета слизи, не мигая, смотрел на дрожащий, покрытый лунным блеском лес. Внешний Mир,– подумал он. Где он слышал это раньше?
В его голове появилось ещё больше слов. Нижний Лес. Дедуля. Киска. Кончун.
Потом ещё.
Голодный. Нужен хороший кончун. Нужно высосать немного дерьма из задницы мертвой девки…
Мёртвoй? Девки? Он не совсем понимал, что всё это значит.
Кончун?
Массивные, покрытые плотью крюки, которые были его руками, потянулись вниз и сжали нечто между ног.
Что бы ни было у него между ног, он чувствовал, что очень скоро это станет очень важным.
Его деформированное ухо уловило звук, что-то быстрое и устойчивое. Он стоял на опушке леса и видел длинную, извилистую, плоскую. чёрную поверхность, которая, как он потом вспомнит, называется дорогой. А по ней шла одинокая… фигура.
У этой фигуры были вещи, которые он, казалось, знал; вещи, которые ему нравились. Сиськи. Дырка. Жопа. Рот.
Затем вспыхнуло ещё одно слово: Женщина.
Нечто между его ног сталo длиннее и твёрже.
Ебать!– вспомнил он с чем-то, вроде ликования.
Ещё больше воспоминаний всплыло в его голове, и это были восхитительные воспоминания, и он ускорил шаг по направлению женщины.
Чё-ерт!– eго мысли трещали и грохотали.
– Я… Я… Я… Я ВЕРНУЛСЯ!