Готика Белого Отребья
Шрифт:
Гибридный акцент янки-южанина, казалось, заскрипел, как доски в старом доме.
– Нет, не вздор, дружище, а чистая правда. Вот, почему я пришёл, и у меня мало времени. Мне позволено только предупредить тебя и ничего большего.
– Вы имеете в виду то, на что намекали в Бэктауне?
Призрачная фигура не ответила прямо.
– Ты - Искатель, парень, я вижу это по тебе. Я тоже был Искателем, только моё время вышло. Однажды, может, завтра, может, через двадцать лет, но, видишь ли, сынок, когда-нибудь до тебя дойдет, что то, что ты ищешь, действительно ищет ТЕБЯ.
Писатель задумался над этим утверждением и его символическими инсинуациями, вроде того, как часто в прошлом он называл себя «Искателем».
– Но, я так и не нашёл того, что искал…
Древний призрак продолжил вещать скрипучим голосом:
– И я солгал, когда сказал, что ты принёс добро обратно в город, если, вслед за ним подкрадывается зло…
Как мог Писатель забыть? Как будто ворота Иблиса открываются и...
Септимус Говард уверенно кивнул.
– И ты встанешь перед НИМ, встанешь, как ТОТ САМЫЙ, и остановишь ЕГО на пути его…
Писатель беспомощно уставился в темноту.
Старик-призрак подмигнул с улыбкой.
– Да, я могу сказать, чёрт побери, что я знаю о чём говорю.
Слова унесло ветром, как какой-то звук. Септимуса Говарда уже не было в комнате, но, конечно, вероятно, его в ней никогда и не было, не так ли? Это был действительно долгий, утомительный день, наполненный откровениями, прозрениями, тайными делами и, похожими на степных волков, злыми близнецами, не говоря уже о состязаниях по пинанию пизды. Расслабившись в постели, он с радостью увидел, что «гнилой» оттенок лунного света исчез. Он закрыл глаза и снова погрузился в сон, думая о том, что: это сон, возможно, сон… и как раз в этот момент, когда он наконец погрузился в здоровый сон…
Зазвонил сотовый.
– Чтоб тебя…- oн поднял трубку, не глядя на экран.
– Алло? – надеясь, вопреки всякой надежде, что это не его двойник.
Это был не двойник; вместо него он услышал голос Сноуи:
– Мама! Он засовывает липкого червяка себе в член!
Писатель выронил телефон, едва не подавившись от шока. Адреналин хлынул в кровь.
– Чёрт побери, какого хрена!
– крикнул он, нащупывая на полу телефон. Он ударился лодыжкой об угол дерьмовой тумбочки.
– Мать твою!
– Мама! Быстро дуй сюда! Ты должна это увидеть!
– Сноуи!
– прорычал Писатель.
– Я не твоя мама. Ты набрала неправильно номер. Что за хрень с червяком?
– Прости!
– выпалила она и повесила трубу.
– Чёрт! Чёрт! Чёрт!
– закричал он, а затем вскочил и стал неуклюже ходить по комнате, как… ну, как старик. Он начал лихорадочно натягивать одежду и ботинки.
Она, должно быть, у себя в комнате,– его мысли путались, потом он понял, что надел джинсы задом наперёд. Тем временем в холле послышались быстрые шаги.
– Нахуй штаны!
– пробормотал он и выскочил из комнаты. И действительно, он успел увидеть, как миссис Говард, с пышно вздымающейся грудью, влетела в свою комнату.
С торчащими во все стороны волосами, Писатель в джинсах, одетых задом наперёд (и даже его ботинки были не на тех ногах!), уверенно шагнул в коридор и направился за миссис Говард в комнату Сноуи, расположенную по соседству.
Это предложение почему-то не давало ему покоя: Мама! Он засовывает липкого червяка себе в член! Он чувствовал, что это ключ к какой-то тайне. Он слышал эту фразу в автобусе, когда ехал сюда, и с тех пор у него сложилось впечатление, что это какое-то смутное предзнаменование, даже своего рода предвестник. Это была самая странная фраза, которую он когда-либо слышал в своей жизни, и с тех пор он был ошеломлён самым странным, безумным и самым непостижимым опытом в своей жизни. Я должен докопаться до сути!
Писатель почему-то был абсолютно уверен, что если он сумеет расшифровать смысл данного предложения, то в будущем ему будет предоставлено нечто необходимое. Он знал это так же, как Моисей знал, что призыв на вершину горы Синай приведёт его к Богу. Он знал это точно так же, как Оппенгеймер знал, что мир изменится навсегда после того, как он взорвал первую атомную бомбу в Аламогордо, штата Нью-Мексико.
Писатель… Просто… Он просто… Знал это.
Даже не постучав (вершина дурных манер), он ворвался в комнату следом за миссис Говард, но ни она, ни Сноуи даже не обратили на него внимания.
Вместо этого они обе сидели на краю кровати, потрясенно смотря в ноутбук на коленях Сноуи. (На Сноуи, между прочим, была только ночная рубашка и трусики, а в промежности трусов примостился большой пакет со льдом.)
– Боже мой, я не верю своим глазам, - шёпотом заметила миссис Говард.
– Я же говорила, ма. Это липкий червь! О, нет! Фу! Он суёт ещё одного!
Обе женщины с ужасом уставились в монитор, и Писатель тоже, потому что через их плечи он мог видеть то, что они видели на экране ноутбука: голый мужчина с пузом и длинными чёрными волосами (вероятно, крашеными), сидел, широко расставив ноги, на старом диване, наблюдая за чем-то на экране своего ноутбука. Подергивая бёдрами, он медленно мастурбировал “стояк” значительных размеров, одновременно так же медленно засовывая…
Нет, нет, не может быть…
…зеленого липкого червя, марки “Black Forest” в собственную (за неимением лучшего термина) дырку для ссания.
Писатель считал: Я уже видел всё, начиная с конкурса по Пиздо-Ударной Борьбe, совокупления с трупом монстра и беременной женщины, питающейся исключительно лошадиной спермой, заканчивая варварским “Therm-O-Fresh”…
Он вытаращил глаза. Я ошибался. Вот ТЕПЕРЬ я видел ВСЁ!
Ошибки быть не могло; он действительно видел, как взрослый мужчина засовывал конфеты-червей в свой пенис во время просмотра порнухи. Пожалуй, ещё интереснее было узнать, кто был этот человек.
Это был пастор Томми Игнатиус.
О, Боже,– подумал Писатель, ведь дело было не только в возмутительном зрелище, но и самом подтексте.
Писатель сказал:
– Миссис Говард? Сноуи? У вас камеры в комнатах, что незаконно. Мне нужны объяснения. Сейчас же.
Обе женщины потрясенно уставились на Писателя.
Сноуи произнесла:
– Э-э-э… ну… кхм…
Миссис Говард добавила так же отчетливо:
– О, Боже мой, сэр! Это… Это… Это не…