Грабеж и спасение. Российские музеи в годы Второй мировой войны
Шрифт:
Фактические результаты акции оказались хуже самых мрачных прогнозов. Многие произведения искусства – уникальные иконостасы, оклады икон, элементы декора – так и не попали в музеи: в них видели только лом цветных металлов, их разбирали и переплавляли. Если члены местных комиссий не могли прийти к согласию, спорный предмет отправляли в Москву на экспертизу, причем не в Главмузей, а в Гохран 88 . Однако оттуда вещи редко возвращались, даже если их культурно-историческая ценность подтверждалась. Такова была судьба, например, Юрьева кувшина – шедевра русского декоративно-прикладного искусства из новгородского Юрьева монастыря. Этот сосуд в виде орла из чеканного серебра весом тридцать два килограмма после экспертизы остался в Оружейной палате московского Кремля; все попытки новгородских хранителей вернуть его были безуспешны 89 . Ценность предмета определялась формально – его древностью. Ориентировочным рубежом служил конец XVIII столетия, иногда 1725 год. Вследствие этого многие шедевры оказались утрачены просто потому, что относились к XIX веку. Так, не удалось спасти от отправки на переплавку серебряный оклад главного иконостаса и серебряные раки из новгородского Софийского собора 90 .
88
Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1922 год. С. 59.
89
Порфиридов Н. Г. Новгород. С. 138.
90
Смирнов С. М. Воспоминания о времени моей работы в Новгородском музее // Новгородский исторический сборник. Вып. 16. № 6. 1997. С. 328.
Содержание золота определило судьбу ризы новгородской
91
Порфиридов Н. Г. Новгород. С. 137.
92
Иванова М. А. Кампания по изъятию церковных ценностей в Псковской губернии в 1922 году // Псков. 2006. № 24. С. 155–156.
93
Покровский Н. Н., Петров С. Г. Архивы Кремля. С. 56.
Всего в Псковской губернии было изъято почти четыре тонны золота, серебра и драгоценностей 94 . Из Новгорода Гохран получил восемьдесят три ящика серебра, три ящика золота, три ящика драгоценных камней (частично в золотых оправах), а также два ящика золотых и серебряных монет 95 . По современным расчетам, стоимость изъятого церковного имущества в Новгороде составила 140 000 рублей (в денежных знаках того времени), что примерно соответствовало затратам на проведение акции 96 . Таким образом, в финансовом отношении конфискация ничего не дала. По России в целом картина не сильно отличалась: в 1922 году у церкви были изъяты предметы общей стоимостью 4 650 810 золотых рублей 97 , что далеко от тех «сотен миллионов», на которые рассчитывал Ленин. Из этой суммы один миллион израсходовали на покупку хлеба для голодающих, а остальное лишь компенсировало расходы на конфискационную кампанию 98 . Ущерб, нанесенный культуре, мог быть гораздо бoльшим, если бы музейные работники не сберегли наиболее ценные произведения древнерусской живописи, ювелирного и декоративно-прикладного искусства, превратив их в музейные экспонаты. В условиях государственной кампании, цель которой – разгром Церкви, альтернатива была только одна: либо в музей, либо в казну. Для музеев это неожиданно открыло невиданные возможности: в результате экспроприаций, уничтоживших храмы и монастыри, музейные фонды пополнились выдающимися произведениями искусства; только в новгородские музеи в те годы поступило 400 предметов 99 .
94
Иванова М. А. Кампания по изъятию церковных ценностей… С. 159.
95
Савинова И. Д. Беспощадное сражение с Церковью: Самым решительным образом // Чело. 2010. № 2–3 (47–48). С. 29.
96
Савинова И. Д. Беспощадное сражение с Церковью: Самым решительным образом // Чело. 2010. № 2–3 (47–48). С. 29.
97
Покровский Н. Н., Петров С. Г. Архивы Кремля. С. 79.
98
Там же.
99
Маркина Г. К. Летопись музейного дела в Новгородском крае (1865–1999) // Ежегодник Новгородского государственного объединенного музея-заповедника. Великий Новгород, 2006. С. 58.
В 1922 году Комиссия по сосредоточению и учету ценностей обратила свое внимание помимо церквей и на музеи, в том числе на дворцы-музеи Царского Села, Гатчины, Павловска и Петергофа. Поиск и отбор производились примерно так же, как конфискации в храмах и монастырях. Изъятию подлежали ценные предметы, «не имеющие музейного (историко-художественного) значения»; не трогали вещи, относившиеся к периоду до 1725 года; «в исключительных случаях» могли изъять те, которые датировались 1725–1835 годами, а все начиная с 1835 года – кроме экспонатов, имевших «высокохудожественное значение», – изымали 100 . Размытые критерии отбора оставляли музейным работникам свободу маневра и помогли предотвратить распродажу наиболее ценных коллекций. Таким образом, конфискации 1922 года не причинили большого ущерба, но они были лишь первой подобной акцией, за которой последовал целый ряд других. Выручка от продажи музейных экспонатов предназначалась не только для пополнения государственного бюджета, но и для того, чтобы обеспечить самофинансирование музеев. С 1924 года из их собраний составлялись так называемые Государственные фонды «немузейного значения» (сокращенно – Госфонды), которые подлежали изъятию и последующей продаже; государству причиталось сорок процентов выручки, а шестьдесят предполагалось направлять на содержание и ремонт музеев 101 .
100
Гафифуллин Р. Р. Комиссия Госфондов. «Внутренний экспорт» из пригородных дворцов-музеев, 1922–1934 гг. // Третьяков Н. С. (Ред.) Павловск. Императорский дворец. Страницы истории. Т. 1. СПб., 2004. С. 232.
101
Там же. С. 233–234.
Первоначально отбор производили сами музейщики – главным образом, они расставались с дубликатами и предметами, которые могли быть заменены другими без потерь для коллекции в целом: фарфоровыми сервизами, личными вещами членов царской семьи, отдельными предметами из дворцовых интерьеров. Затем вмешались члены Госфонда и настояли на включении в отбор и экспонатов из постоянных экспозиций. Продажи начались в июне 1924 года в Ленинграде. Несмотря на опасения, что эти действия могут быть использованы иностранной прессой для антисоветских публикаций, было решено провести аукционы в Зимнем дворце – бывшей главной императорской резиденции 102 . Первые же распродажи на внутреннем рынке привлекли внимание иностранных покупателей 103 . Только в 1926 году из дворцов-музеев в Госфонд передали более 140 000 предметов, стоимость которых оценивалась примерно в миллион рублей 104 . Однако экономический эффект от продаж оказался более чем скромным. Эпоха большого интереса к антиквариату еще не наступила, и цены на рынке антиквариата были крайне низкими.
102
Довоенные продажи предметов из советских музейных собраний подробно описаны в кн.: Bayer W. Verkaufte Kultur. Die sowjetischen Kunst- und Antiquitatenexporte, 1919–1938. Frankfurt a. M., 2001, особенно: Gafifullin R. R. Kunst und Antiquitaten aus den Leningrader Schlossmuseen 1926–1934 // Bayer W. Verkaufte Kultur. S. 64–65.
103
Solomacha E. Verkaufe aus der Eremitage, 1926–1933 // Bayer W. Verkaufte Kultur. S. 44.
104
Кузина Г. А. Государственная политика… С. 152–153; Гафифуллин Р. Р. Комиссия Госфондов. С. 235.
Поворотный момент для музеев наступил в 1927 году, когда в СССР началась форсированная индустриализация. Строительные проекты, а также закупка станков и прочей техники поглощали огромные средства в иностранной валюте. За организацию закупок отвечал Народный комиссариат внутренней и внешней торговли, и именно в его недрах родилась идея увеличить валютные запасы путем продажи музейных сокровищ; правительство одобрило эту идею в январе 1928 года 105 . Отбором и продажей предметов из музейных коллекций должна была заниматься созданная с этой
105
Осокина Е. А. Антиквариат (Об экспорте художественных ценностей в годы первой пятилетки) // Экономическая история: Ежегодник. М., 2003. С. 234.
106
«Антиквариат» – Главная контора по скупке и реализации антикварных вещей, первоначально существовала при Государственной экспортно-импортной конторе Госторга РСФСР. В 1929 году получила статус всесоюзного ведомства и стала называться Всесоюзной государственной торговой конторой «Антиквариат».
107
Жуков Ю. Н. Сталин: операция «Эрмитаж». М.: Вагриус, 2005.
108
Ботт И. К. Изъятие предметов из детскосельских дворцов-музеев в 1920–1930-х гг. // Ботт И. К. Город Пушкин. С. 31.
109
Осокина Е. А. Антиквариат. С. 236.
Первый крупный аукцион российского антиквариата и художественных ценностей был проведен в ноябре 1928 года берлинским аукционным домом «Рудольф Лепке». Продавались мебель, произведения искусства из бронзы, золота и фарфора, гобелены, картины из Ленинграда и пригородных дворцов – в основном французских и немецких мастеров XVIII века 110 . Торговая контора «Антиквариат» и советское торгпредство в Берлине придавали этому аукциону большое значение, поэтому поручили своим сотрудникам отбирать первоклассные вещи, «чтобы заинтересовать не только обычную публику, но и крупнейших коллекционеров всего мира» 111 . Аукцион проходил на основании договора между Наркоматом торговли и аукционным домом 112 . В предисловии к четырехтомному каталогу аукциона бывший генеральный директор берлинских музеев Вильгельм фон Боде подчеркивал, что выставленные на торги предметы были собственностью русских дворянских семей, поступившей в музеи после революции 113 , и что сами музейные коллекции этими распродажами никак не затронуты: «За счет национализации произведений искусства, находившихся в частной собственности, государственные коллекции в России пополнились и расширились до такой степени, что стало возможным продавать даже очень ценные произведения искусства без заметного ущерба для музеев» 114 . Однако происхождение предметов и привело к скандалу на торгах. Жившие в Германии и Англии российские эмигранты предъявили свои права на часть вещей; в результате на 61 лот из 447 выставленных на аукцион наложили арест 115 . Итог торгов составил 2 056 660 марок, что – после вычета доли аукционного дома – было намного ниже ожиданий советского правительства 116 .
110
Falke O. v. Kunstwerke aus den Bestanden Leningrader Museen und Schlosser. Teil 1: Eremitage, Palais Michailoff, Gatschina u. a., Rudolph Lepke‘s Kunst-Auctions-Haus, Versteigerung 6./7.11.1928. Berlin, 1928. URL:(последнее обращение: 01.08.2018).
111
Цит. по: Жуков Ю. Н. Сталин: операция «Эрмитаж». С. 133–134.
112
История берлинского аукциона детально проанализирована в литературе, см.: Solomacha E. Verkaufe aus der Eremitage, 1926–1933. S. 41–62; Жуков Ю. Н. Сталин: операция «Эрмитаж». С. 164–168.
113
Falke O. v. Kunstwerke…
114
Ibid. S. 17.
115
Поданные эмигрантами впоследствии судебные иски были отклонены со ссылкой на советское законодательство, см.: Solomacha E. Verkaufe aus der Eremitage, 1926–1933. S. 41–62; Жуков Ю. Н. Сталин: операция «Эрмитаж». С. 185.
116
Из вырученных двух миллионов марок треть получил аукциционный дом «Рудольф Лепке»; оставшаяся сумма не покрыла даже выданный этой немецкой фирмой аванс. – Прим. ред.
Продажа произведений искусства стала ареной битвы двух наркоматов – торговли и просвещения: ведущие представители последнего неоднократно выступали с публичными протестами против распродаж. Их позиция была скорее оборонительной: они лишь требовали, чтобы объем распродаж оставался «в разумных пределах» 117 . В конце концов победил Наркомторг. Поскольку с 1929 года из-за Великой депрессии рынок искусства кардинально изменился – спрос на предметы «немузейного значения» резко упал, интерес проявлялся только к выдающимся шедеврам, – на экспорт все больше стали отбирать самые ценные произведения искусства, хотя падение цен коснулось и их. Поэтому торговая контора «Антиквариат» решила продавать в больших количествах шедевры живописи из российских собраний – работы Боттичелли, Ван Дейка, Яна ван Эйка, Веласкеса, Рафаэля, Рубенса, Тициана, Рембрандта, Франса Хальса и т. п. Кроме того, конфисковали предметы из пригородных дворцов-музеев, так как дворцовое убранство по-прежнему находило покупателей, особенно среди частных коллекционеров. Пик реквизиций, проводившихся «Антиквариатом», пришелся на 1929–1932 годы 118 . Размер ущерба, нанесенного распродажами коллекциям Гатчины, Царского Села и Павловска, трудно оценить, потому что значительная часть музейных архивов утеряна в годы Второй мировой войны 119 . Но сохранились свидетельства очевидцев этих акций, ведь сотрудники музеев обязаны были принимать участие в отборе вещей. Так, Серафима Николаевна Балаева, главный хранитель Гатчинского дворца-музея, подробно записывала в своем дневнике, какие предметы были переданы в «Антиквариат»: фарфор, бронзовые статуэтки, мебель, книги.
117
Осокина Е. А. Антиквариат. С. 241.
118
Гафифуллин Р. Р. Комиссия Госфондов. С. 239.
119
Там же; Ботт И. К. Город Пушкин. С. 23–24.
Музейные экспонаты продолжали экспортировать до середины 1930-х годов. Интерес проявили также английские, французские и австрийские аукционисты; были и в США коллекционеры, готовые заплатить за определенные предметы значительные суммы. Советскому государству продажи принесли около сорока миллионов рублей – примерно столько же стоило оснащение одного нового гиганта индустрии. Таким образом, ожидаемого дохода получить не удалось; урон для культуры и материальный успех были несоизмеримы.
5. МУЗЕИ КАК ИНСТРУМЕНТЫ КУЛЬТУРНОЙ РЕВОЛЮЦИИ
В конце 1920-х годов изменилась советская музейная политика. Музеи теперь рассматривались в первую очередь как учреждения политического просвещения и только во вторую – как пространства культуры. Новый нарком просвещения А. С. Бубнов призвал «уйти от музеев-кунсткамер», превратить их в «инструмент культурной революции» 120 . Их сотрудникам следовало «повернуться лицом к современности» и подготовить постоянные экспозиции на актуальные темы: строительство социализма, индустриализация, новый образ жизни, советские праздники. Недостаток экспонатов компенсировался агитационными плакатами, диаграммами и текстами. Пропаганда советских достижений стала обязательной даже для дворцов-музеев, тематически далеких от нее. В бывших царских резиденциях появились выставки, посвященные успехам индустриализации, а церкви превратили в антирелигиозные музеи.
120
Кузина Г. А. Государственная политика… С. 142.