Граф Калиостро
Шрифт:
– - Будь проклята твоя магия, червонцы, алмаз!
– - бешено крикнул бакалавр, кидаясь за графом вдогонку.
Он пронесся по пустому темному залу, по лестнице скатился в прихожую, -- но тут графские слуги Жако и Жульен преградили ему путь.
– - Не так быстро, signore, -- с ужимками поклонился Жако.
– - Пусти!
– - отбросил его бакалавр.
В открытую дверь мелькнула белая мгла. К воротам по деревянным мосткам бежит с белой госпожой на руках граф Феникс -- красная кошка, ставшая на задние лапы.
– - Назад!
– - оттолкнул бакалавра Жако.
Дверь хлопнула, бакалавр ударил в нее кулаками, и вдруг из замочной скважины просунулся долгий палец. Погрозил.
Не палец, а кончик носа просунулся в скважину. Шевельнулся, понюхал воздух, чихнул.
– - Наваждение!
– - Кривцов рванул волосы, в кулаке остались рыжие пряди...
Великий мастер и московский типографщик нашли бакалавра в прихожей, у заднего крыльца, на полу. Кривцов сидел у замочной скважины и рукой ловил воздух.
– - Андрей, батюшка, что тебе приключилось?
– - коснулся его плеча Елагин.
– - Нос, нос проклятый. Чуть поймаешь, он ровно муха -- в скважину шмыг...
– - Господин секретарь, не дурите, -- сказал Елагин построже.
– - Голубчик, душа моя, -- нагнулся к бакалавру и Новиков.
– - Пошто ты за магом со всех ног грянул?
– - Ах, вы?..
– - повел глазами Кривцов. И закрыл худое лицо ладонями, и заплакал в голос, навзрыд.
– - Наваждение, наваждение...
– - Пойдем отседова, батюшка, -- ласково взял его под руку Елагин.
Негоциант Григор Фихтель выпустил братьев с парадных крылец, а они втроем вышли со двора.
Уже светало.
Белое небо над Невой тронулось холодной желтой зарей. Отлогим глинистым берегом пробирались они к Тучкову мосту. Старый алебардщик уже проснулся от холода и от утреннего боя курантов.
– - Словно бы заря, словно и нет, -- поморгал ресницами алебардщик.
– - Кто его знает, а фонарь под мостом тушить самое время.
За Невой заря облила бледным золотом верхушки барок с сеном...
– - Беседа наша, сударь, Иван Перфильевич, будет короткой, -- покашливая от сырости, говорил Новиков.
– - Наутро я отбываю в Москву... Бакалавр-то наш, сдается мне, прав: сей Калиостр единое наваждение суть. Может, и знает он какую силишку, нам покуда неведомую, да и морочит весь свет и ту бедную госпожу мучает...
Башмаки глухо постукивали по влажным настилам моста.
– - Выслушайте меня, сударь Николай Иванович, с терпением.
– - Елагин остановился и даже взял Новикова за медную пуговицу синего плаща:
– - Может статься, обманщик он, но я исповедаю тако: и ложь, и обман да послужат рабынями Златорозовому Кресту... Посему намерен я сего графа в мой дом на житье позвать, дабы отыскал он нам камень мудрости и соделал золото, как было обещано им в письме из Митавы.
– - Пустое затеяли, сударь.
– - Николай Иванович, друг мой, не горячитесь... А ежели откроем мы тайну философского камени -- ведь воистину наступит тогда златой век человечества.
– - Златой век, златой век...
– - вздохнул Новиков.
– - Сущее все мечтательство... Нет, заутра я отбываю в Москву.
Бакалавр, облокотясь о деревянные перила, смотрел на белую, едва зажелтевшую пустыню неба и воды.
– - Пойдем, Степаныч, -- мягко позвал его Новиков.
– - Иду, иду, -- обернул бакалавр лицо из тумана.
За горбатым мостом выросла мокрая крыша гауптвахты. Ходит у полосатого столба часовой солдат в овчинном дымящем тулупе.
IMMORTELLE EKATHERINE II*
[Бессмертная Екатерина II (фр.)]
Кто Аристон сей молодой,
Нежен лицом и душой?..
.................................
Дней гражданин золотых,
Истый любимец Астреи.
Державин
У белой балюстрады на желтом паркете горячие пятна солнца.
За кариатидами бельведера, -- полегчавшими, посиневшими, -- огромно и ясно видна даль Царского Села: зеленые квадраты стриженых рощ, мостки, коричневые поволоки оврагов, рогатки и скирды скошенного сена, уходящие зелеными чалмами по скату к ветряной мельнице, вертящей четкие крылья.
Ее Величество в белом гарнитуровом шлафроке, -- влажные от умывания волосы подобраны в светлый узел, волны волансьена колышатся на груди, -- проходит в неспешной прогулке вдоль кариатид воздушной галереи.
В голубых глазах государыни блеснули черные, золотистые искры. Она оглянулась:
– - Поспешите, милый друг, Александр Васильевич, али вам не пройти?
В стеклянных дверях наклонно отразились зеленые штофные обои, золоченые карнизы, простенки, и на бельведер неловко протискался Ее Величества секретарь, тучный щеголь Храповицкий в просторном коричневом фраке и в атласном камзоле цвета молока с кофе.
– - Инда, матушка, в пот вогнала дверка сия.
За Храповицким, сухо постукивая коготками, выбежали господин Сир и господин Том, поджарые английские собаки, -- мордочки узкие, острые уши торчком, серая шерсть, как гладкое серебро, обе в ошейниках красного бархата, -- любимцы императрицы.
– - Слюшай, батушка, надобно тебе обливанья от пота.
– - Обливаюсь, государыня, инда мерзну, да без толку: подобен грецкой губке, водой насыщенной.
Императрица сощурилась, глаза блеснули голубым светом...