Граф Орлофф
Шрифт:
– Когда?
– Во вторник первого сентября одна тысяча семьсот пятнадцатого года!
После этого ответа мне не стали задавать каких-либо вопросов, оба джентльмена вдруг заторопились, оказывается, у них было много и другой работы. Антуан де Монморанси даже со мной не попрощался, он, словно пуля из фузеи, вылетел из своего кабинета, забыв, вслед за собой прикрыть дверь. Барон фон Руге тоже торопился, но он все же успел кивнуть мне напоследок головой и коротко бросить:
– Большое спасибо, Алексею Васильевичу!
Интересно, откуда он мог узнать о том, что, сообщая реальную дату смерти французского короля, я выполнял личное указание своего босса. Сам он в это время занимался выполнением какого-то очередного грязного государева поручения в одной из стран Европы. Поэтому Макарову было нужно отвлечь внимание противной стороны, но, не смотря на мою просьбу, так и не сказал, какая из стран, Пруссия или Франция, была этой противной стороной в его задании. Во время мысленного сеанса связи он только сказал мне в ответ:
– Заткнись, лейб-гвардии секунд-майор! Не твоего ума это дело! Меньше знаешь, крепче спать будешь, если Яна, разумеется, тебе этого дозволит?!
Глава 14 1 Меня били несколько человек, били профессионально, крепко и очень больно. Видимо, недруги хорошо знали о моих скрытых способностях, поэтому они первым делом с ног до головы облили меня водой, и тогда магия на время забыла о моем существовании. Я сначала и не понял, что попал в хорошо организованную засаду. Вы же сами понимаете, что эта вседозволенность, когда хочу и одним щелчком пальца все сворочу, такое самомнение до добра не доведет! Вот и со мной это, наконец-то, произошло! После встречи с агентом я не стал дожидаться своего кортежа сопровождения, а носильщиков наемного шартреза попросил отнести меня по домашнему адресу, на улицу Фран-Фужер в квартале Марэ. Черт меня подери, в тот момент я был дурак дураком, ведь, должен был бы сразу же обратить внимание на то, что ни наемных фаэтонов, ни шартрезов в Париже в те времена еще не существовали. А я сам полез в этот шартрез, мне было неохота шагать по этим грязным улицам. В шартрезе развалился на мягком диванчике, размышляя о своей птичке Николь. Она вчера вечером перед самым сном принесла мне бутылку шампанского, которого я не заказывал, и начала так вопросительно смотреть в мои глаза, что я, разумеется, этого взгляда не выдержал и завалил эту девчонку на кровать. Начал ее целовать – расцеловывать, а эта дурочка то ли от страха, а то ли от удовольствия закрыла свои глазища, своими острыми зубками этот мой язычок начала покусывать. Моя голова совсем пошла кругом, а руки сами собой раскрывают лиф ее бедненького платьица, и я вижу невероятную картину. Два розовых бутона с коричневыми пятнами, подрагивающими от учащенного девичьего дыхания. С громаднейшим трудом я оторвался от сладких девичьих губ и перенес поцелуи на эту нежнейшую нежность. Одним словом, сделай я вчера еще каких-то полшага, и уже был бы под каблучком своей красавицы француженки. А я ж, дурак, от избытка счастья взвыл нечеловеческим голосом, вскочил на ноги и шайку с холоднющей водой, появившуюся прямо из воздуха, и опрокинул ее на свою бедную голову. Много холодной воды досталось и Николь! Мы оба оказались под каскадом одуряющее холодной воды, что позволило нам приостановить свое исступление любовью и прийти в нормальное состояние. Я успел еще испугаться за свою девчонку, которая от этого водопада холодной воды могла бы заболеть и даже умереть. Начал щелкать всеми пальцами и правой, и левой руки, чтобы магическим образом согреть Николь, но вот тогда-то ничего у меня не получалось с магией. Так я и узнал о том, что моя магия бездействует, когда я залит водой с головы до ног. Пришлось мне воспользоваться старым, проверенным способом для душевно и физического согрева девиц, начал снова обнимать Николь, ее целовать и ласкать. В тот момент в соседней комнате, в своей гостиной, я услышал острожное покашливание, а затем мысленный зов мосье Слюсара коснулась моего сознания. Он, видите ли, развлекая мадам де Ментенон, от моего имени пригласил ее посетить мой парижский особняк. Сейчас они оба находились в гостиной и ожидали появления хозяев особняка, которые должны были их немного повеселить и сыграть в триктрак. А я же с Николь оказался в ловушке, чтобы покинуть спальню, где я только что развлекался и согревал девчонку, мы должны были вместе выйти из спальни пройти гостиную, где сейчас расположились мои гости. Как настоящий кавалер, я не мог бросить свою девчонку на произвол судьбы. Даже не мог представить себе, чтобы ее оставить одну в пустынной и холодной спальне, мокрую с головы до ног и дрожащую от холода и страха. Магия пока еще не работала, так как я не успел еще просохнуть и сам был в мокрой одежде. Я подошел к одному из расположенных в моей спальне одежных шкафов. В нем Яна, когда арендовала мои покои, хранила какую-то свою одежду, верхние и нижние платья. Гордая полячка не любила, уезжая на новое место, забирать с собой старое барахло, свою старую одежду. Я раскрыл дверцу этого шкафа и крикнул Николь, чтобы она из всего этого женского барахла выбрала себе какое-нибудь приличное платье. А сам начал рыться в своем шкафу, подбирая себе сухую одежду. Вскоре мы оба, я вел Николь под руку, покинули спальню, и вышли к мадам де Ментенон и ее любовнику, демону преисподней Марбасу. Последний только присвистнул от удивления, увидев, что из спальни я выхожу с Николь… Именно в этот самый прекрасный момент моих воспоминаний о вчерашнем вечере целая бадья с водой обрушилась на мою бедную голову, когда я сидел в портшезе. Затем тот же путь повторила вторая балья с водой. Видимо, мои носильщики придерживались твердого принципа, который гласил, что "береженого бог бережет", после неожиданного полива водой в мгновение ока я потерял все свои магические способности и превратился в простого русского Ванька. Меня за шкирку вытащили из "наемного" портшеза и солидным кулаком ткнули прямо в нос, который почему-то так любили целовать француженки, прежде чем отправляться со мной в постель. Но я не успел этой мысли додумать до конца, так как громадный сапожище тяжело прошелся по моему заду, едва не задев копчик. От такой неприятной неожиданности я заорал во весь голос, правда, в душе надеясь на то, что кто-нибудь из прохожих, услышав этот душераздирающий крик, придет мне на помощь. Но в этот момент еще один кулак врезался в мои губы и зубы, мой крик захлебнулся в моей же крови. Магия не работала, прохожих не оказалось поблизости, а эти чудаки носильщики отлично работали кулаками, с каждым ударом ограничивая мою свободу думать и видеть что-либо по сторонам. Оба мои глаза закрылись такими кровоподтеками с синяками, что через их синеву или желтизну, я не мог видеть, какие именно мужики надо мной работают, превращая меня из красавчика в бесформенную боксерскую грушу. Но к этому времени прошла внезапность вражеского нападения, а я вспомнил о том, что сохранил способность махать своими руками и ногами, так как их никто не связывал веревками и не блокировал. Первый же удар моего кулака пришелся во что-то мягкое и глубокое. Я услышал, как кто-то выругался на английском языке:– Черт побери, эта скотина врезала мне в живот!
Новый удар вражеского кулака пришелся в мое правое плечо, отчего меня круто развернуло и я, видимо, своим подбородком столкнулся с кулаком еще одного человека. Последний удар от встречного движения получился особенно сильным, в результате я начал терять ориентацию в пространстве. Это было очень для меня плохо, если так будет продолжаться, то эти ребята смогут прикончить меня до того момента, когда я подсохну или кто-нибудь придет мне на помощь. Я попытался сгруппироваться, согнулся в три погибели, локтями прикрыл свои бока, а ладонями рук голову.
Но тут же по моему загривку пришелся мощный и сдвоенный удар сцепленными в кулак двумя ладонями одного из носильщиков, принимавшего активное участие в моем избиении. Эти парни носильщики-насильники хорошо знали свое грязное дело. Чтобы им не дать так просто над собой расправиться, я имитировал падение своим телом на землю. Когда моя спина коснулась земли, то я резко выбросил обе свои ноги вперед и вверх. Тут же раздался вопль еще одного человека, но только тот почему-то заорал на французском языке:
– Каблуком ботинка это парень выбил мне глаз!
И тогда последовали мощные удары ногами, но я все равно сумел подсчитать, что били меня четыре человека. Мне повезло, что эти четыре амбала больше мешали друг другу, чем били меня. По крайней мере, я принял позу зародыша и на время отключился от процесса своего избиения, пытаясь, по ментальному каналу связаться со своими друзьями и позвать их на помощь. Сначала я попытался связаться с мосье Слюсаром, но этот чертов гений из преисподней изобрел мысленный автоответчик, который на все мои мысленные крики о помощи автоответчик произносил:
– Абонент отключил свой разум или находится вне зоны приема мысленного зова!
Видимо, демон Марбас снова забрался в постель к мадам де Ментенон и забыл обо всем на свете. Тогда я вспомнил о недавно проведенной операции с вахмистром Епифаненко и попытался его вызвать, чтобы тут же услышать:
– Ваш благородь, вахмистр Епифаненко на приеме!
– Вахмистр, – от избытка чувств тут же вскричал я, – меня тут бьют кулаками и ногами, так что спасай Епифаненко! А то так и смогут до смерти меня забить!
– Сей момент! – Вскричал Епифаненко. – Парни, тут нашего благодетеля французы дубасят. Спасать его надо! Готовь команду на выезд, четырех всадников будет достаточно. Я с ними тоже поскачу! Надо протокол на месте составить и дознание учинить, чтобы было кому морду опосля бить. Мы это дело так просто не оставим. А вы, ваш благородь, чуток обождите и не умирайте. Сей момент, мы прискачем, должный порядок наведем, а вас освободим из плена.
Прошли не менее трех минут, как я услышал приближающийся цокот лошадиных копыт, это спешила моя срочная помощь! Цокот копыт встревожил и моих насильников, они собрались было дружно покинуть место побоища, но не успели. Я услышал мощный глас вахмистра Епифаненко, который орал своим драгунам:
– Ребята бери их в палаши, но всех не убивайте! Одного взять в плен для последующего дознания! А ну, молодцы, давай!
А затем сознание покинуло меня. Когда я снова открыл глаза, то первым делом увидел встревоженное лицо Николь. Она таким страдальческим взглядом своих прекрасных глазищ рассматривала меня, словно я находился на смертном одре и отдавал душу господу богу, словно должен был вот-вот исповедоваться перед своей смертью. Я сразу же почувствовал, что моя Николь и смерть были абсолютно несовместимы. При виде ее почувствовал громадный прилив крови в одном привычном месте. К тому же моя француженка была в том же платье Яны, которое она вчера выбрала из яниных шмоток. Это платье было ей немного великоватым, но в нем сейчас она выглядела умопотрясающее. Мои руки сами собой выползли из-под одеяла, они тут обхватили девчонку за талию и потащили ее к себе в кровать под одеяло. Николь успела только негромко вскрикнуть и страшно покраснеть! Оказывается, я и не заметил, что моя спальня была полна народу, который пришел повидать и со страдальческими лицами наблюдал за тем, как я собирался заняться любовью с этой красивой девчонкой. В моей спальне присутствовала гордая полячка Яна, одетая в деловое платье с белым верхом и черным низом. Она почему-то и, вероятно, впервые в жизни хранила молчание, с явным удивлением в глазах посматривая на мою Николь. Рядом с ней стоял демон Марбас и задумчиво пощипывал свою жиденькую бороденку на подбородке. В тот момент, когда я вызывал его на помощь, он, как граф де Тессе, присутствовал на аудиенции у короля Луи XIV. Здесь был и заместитель начальника внешней разведки Франции маркиз Антуан де Монморанси вместе со своей супругой, живот которой заметно округлился. Немного поддатый маршал Франции Никола Шалон де Бле подмаргивал мне своим левым глазом, ему явно было хорошо, он хорошо знал о том, что со мной ничего серьезного не произошло и не случится. Так меня слегка побили для профилактики или большей частью для острастки, мол, нечего лезть в дела Бритиш Интеллидженс сервис. Бунга-Бунга делал мне какие жесты на пальцах, жаль, но я плохо его понимал, что он этими своими пальцами мне советовал сделать с Николь. В спальне присутствовал, чуть ли не весь плутонг вахмистра Епифаненко, этот старичок почему-то пристроился поблизости с Яной, искоса посматривая на эту великолепную. Черт подери, может быть, я у него в голове не те шарики довернул по месту, и теперь этот бравый старик пошел по моей стезе?! Когда мои друзья убедились в том, что я не собираюсь умирать, то в спальне вместе со мной остался один Бунга-Бунга. Я не удержался и у мажордома поинтересовался таким, знаете, строгим голосом, что он имел в виду, делая неприличные жесты пальцами. На что мажордом удивленно посмотрел на меня и сказал:– Видимо, тебя слабо били по голове Иван. Мне же хотелось рассказать тебе о том, что вчера Николь непрошенной гостью появилась в моем кабинете. Там она в присутствии многих людей громогласно объявила о твоем, якобы, решении, что ты ее перевел на работу ночной служанкой в свою спальню. Вот я и интересовался тем, принял ли ты это решение по доброй воли или под угрозой прямого насилия со стороны этой дерзкой девчонки?
2 Лягушачьи ножки в чесночном соусе так понравились моему новому знакомому Филиппу, что он даже обратился ко мне с личной просьбой о переводе моего повара дядюшку Густава в его штат личных слуг при королевском дворе Луи XIV. Эту просьбу герцог мотивировал следующими обстоятельствами, у него по настоящую пору при королевском дворе не было личного придворного повара, придворная кухня отвратительно готовила, отчего у Филиппа постоянно болел желудок. А еще и потому, что ему очень понравился дядюшка Густав, его веселый и не унывающий нрав, а также дядюшкина способность ночи напролет рассказывать байки, шутки и анекдоты. Но, когда я поинтересовался, сколько луидоров в месяц должен был бы получать его придворный слуга, то Филипп несколько стушевался и, стеснительно шепнув мне на ухо, сказал, что не так уж много. Когда же я назвал месячную заработную плату дядюшки Густава, то Филипп больше уже не поднимал вопроса о переводе моего повара в свой штат придворных слуг. Но он стал постоянным клиентом дядюшки Густава, начав едва ли не на регулярной основе каждый божий вечер посещать мой особняк. Притом Филипп никогда заранее не предупреждал о своем появлении. Он обычно появлялся где-то в районе восьми – девяти часов и вечера, на некоторое время задерживался при входе, не сводя своих выпуклых глаз со ступеней мраморной лестницы, ведущей на второй этаж. Видимо, вспоминал мимолетное видение двух персиковых половинок. А затем с тяжелым вздохом и в зависимости от настроения проходил в нашу столовую или же шел прямо на кухню к дядюшке Густаву. По моему распоряжению на нашей кухне установили специальный стол, который кухонная челядь немедленно прозвала "герцогским", Филипп входил на кухню и тут же устраивался за этот стол, терпеливо и бессловесно ожидая, когда дядюшка Густав накормит его своими деревенскими деликатесами. Я сразу же обратил внимание на то, что, кроме дядюшки Густава, Филипп больше никого из поваров и кухонной челяди в упор не видел. На кухне дядюшка Густав главенствовал во всем, и в готовке блюд, и в разговорах. Он своими шуточками и прибауточками не давал герцогу и мне рта раскрыть. Мне это совершенно не нравилось, а герцогу Орлеанскому почему-то такое поведение повара очень нравилось. Однажды Филипп мне тайно признался в том, что в тот момент, когда дядюшка шутит, его мозги отдыхают, а он набирается духовных сил. Этого я понять был не в силах, как бы ни старался, поэтому стал избегать сопровождать Филиппа в его путешествиях на кухню дядюшки Густава. Постепенно мы с Филиппом выработали негласный регламент посещений герцога королевских кровей моего особняка. В рамках этого регламента на кухне дядюшка Густав сам разбирался с этим герцогом, ну а в столовой мы это уже была моя ответственность веселить и будоражить герцога Орлеанского великосветскими беседами. Герцог Орлеанский попытался в рамках этого регламента возложить на мои плечи еще одну обязанность, чтобы попросить мадам Яну изредка встречаться и беседовать с Филиппом. Я не мог прямо отказать Филиппу, но поднял глаза к небу, словно собирался помолиться господу богу, стараясь подобными жестами объяснить себялюбцу ограниченность своих возможностей. К слову сказать, этого простого движения руками и головой оказалось достаточным для Филиппа, чтобы он уже более со мной не поднимал бы этого вопроса. Одним словом мои взаимоотношения с монсеньором Филиппом II герцогом Орлеанским складывались должным образом, они крепли день ото дня, уже пару раз Филипп даже пытался пригласить меня, принять участие в его кампании греховодников, подобным образом, герцог назвал кампанию своих самых близких друзей. Но я с этим особо не спешил, мне сначала требовалось выяснить, кто же был тот человек, который отдал приказ отдубасить меня. Иногда мне казалось, что меня били только за то, что на одном из балов я осмелился подойти и переговорить с герцогом Орлеанским. Захваченный пленный, который оказался членом шайки Картуша, признался, разумеется, после того, как драгуны вахмистра Епифаненко над ним поработали, в том, что они выполняли приказ главаря своей банды "Красные колпаки". Таким образом, вырисовывалась несколько странная картина, что приказ о моем избиении отдали не англичане, а некто другой, который был из ближнего окружения самого Филиппа. В рамках этого расследования я планировал встретиться и переговорить с мосье Луи-Домиником Бургиньоном, атаманом этой банды, а затем продолжить работу с герцогом Орлеанским. По этому поводу я уже связывался по ментальному каналу с демоном Марбасом и у него поинтересовался тем, не может ли он организовать мне такую личную встречу. И этот мой друг, чертяка, ответил: