Граница вечности
Шрифт:
Камерону не хотелось улетать домой, и он пошел на попятный.
— Приношу извинение. Но все же мне хотелось бы знать причины вашего отказа.
— Ты поддерживаешь с ней то, что мы называем близким и продолжающимся контактом. Не так ли?
— Конечно. Я сам сообщил вам об этом. Так в чем же проблема?
— В статистике. Большинство предателей, которые шпионят против Соединенных Штатов, имеют родственников или близких друзей, которые являются иностранцами.
Камерон подозревал что-то в этом роде.
— Я не хочу бросать ее по статистическим причинам. У вас есть что-то конкретное против нее?
— Почему ты думаешь, что имеешь право задавать встречные вопросы?
— Как я понимаю, ничего у вас нет.
— Я, кажется, предупредил тебя.
Их перебил другой агент Тоуни Савино, который вошел с листом бумаги в руках.
— Я хотел уточнить список приглашенных на сегодняшнюю пресс-конференцию, — сказал он. — Таня Дворкина из ТАСС. — Он взглянул на Камерона. — Это та женщина, которая говорила с вами в египетском посольстве, не так ли?
— Она самая, — ответил Камерон.
— Какая тема пресс-конференции? — спросил Кит.
— Здесь говорится: вступление в силу нового протокола об обмене произведениями искусства между польскими и американскими музеями для проведения выставок. — Тоуни оторвал взгляд от бумаги. — Это не та тема, которая может заинтересовать корреспондента ТАСС, я полагаю.
— Она должна прийти, чтобы встретиться со мной, — сказал Камерон.
* * *
Таня заметила Камерона Дьюара, как только вошла в зал для брифингов американского посольства. Высокий, худощавый, он стоял как столб в конце зала. Если бы его здесь не было, она разыскала бы его после пресс-конференции, но так лучше, менее заметно.
Однако она не хотела выглядеть слишком целеустремленной, когда подойдет к нему, поэтому она решила сначала послушать сообщение. Она подсела к польской журналистке, которая ей нравилась, Дануте Горской, решительной брюнетке с ослепительной улыбкой. Данута состояла членом полулегального движения «Комитет обороны», который выпускал сборники с жалобами рабочих о нарушениях прав человека. Данута жила в том же доме, что и Таня.
Пока сотрудник посольства, осуществляющий связь с прессой, зачитывал сообщение, уже отпечатанное и розданное журналистам, Данута прошептала на ухо Тане:
— Тебе будет интересно съездить в Гданьск.
— Почему?
— Там, на Судостроительной верфи имени Ленина, намечается забастовка.
— Забастовки проводятся везде.
Рабочие требовали повышения зарплат, чтобы компенсировать значительное увеличение правительством цен на продовольствие. Таня сообщала об этом как о случаях «прекращения работы», поскольку забастовки происходили только в капиталистических странах.
— Поверь мне, — сказала Данута, — эта забастовка будет иной.
Польское правительство реагировало на забастовки быстро, повышая зарплату и идя на мелкие уступки, чтобы остановить протесты, прежде чем они расползутся, как пятна на ткани. Для правящей элиты было бы кошмаром, — а для диссидентов мечтой, — если бы эти пятна слились вместе, полностью изменив цвет ткани.
— В каком смысле иной?
— Они уволили крановщицу, которая является членом нашего комитета, но они ошиблись в выборе жертвы. Анна Валентинович — вдова, ей пятьдесят один год.
— То есть она пользуется большой симпатией у сердобольных польских мужчин.
— И она популярная личность. Они зовут ее пани Аня.
— Да, я могла бы съездить. — Димка хотел знать о любых выступлениях протеста, которые могли перерасти во что-либо серьезное, чтобы предотвратить применение силовых мер Кремлем.
Когда пресс-конференция закончилась, Таня прошла мимо Камерона Дьюара и тихо сказала ему по-русски:
— В костеле Святого Иоанна Крестителя в пятницу в два часа подойдите к распятию в часовне Боричко.
— Меня это не устраивает, — прошипел молодой человек.
— Это как вам угодно, — бросила Таня, готовая отойти прочь.
— Вы должны сказать мне, о чем идет речь, — твердо произнес Камерон.
Таня понимала, что, продолжая разговор еще минуту, будет подвергать себя риску
— О коммуникационной линии в случае вторжения Советского Союза в Западную Европу, — сказала она. — О возможности создания группы польских офицеров, которые перейдут на сторону потенциального противника.
У американца отвисла челюсть.
— А… Ну да.
Она улыбнулась ему.
— Вы довольны?
— Как его зовут?
Таня задумалась.
— Он знает мое имя, — сказал Камерон.
Таня решила, что она должна доверять этому человеку. Она уже отдала свою жизнь в его руки.
— Станислав Павляк, — проговорила она. — Сокращенно Стас.
— Скажите Стасу, что по соображениям безопасности он не должен здесь, в посольстве, говорить ни с кем, кроме меня.
— Хорошо.
Таня быстро вышла из здания.
В тот же вечер она все рассказала Стасу. На следующий день она поцеловала его на прощание и поехала к Балтийскому морю за триста пятьдесят километров. У нее был старый, но надежный «мерседес-бенц 280S» со сдвоенными передними фарами, регулируемыми по вертикали. Во второй половине дня ближе к вечеру она зарегистрировалась в гостинице старинного города Гданьска, расположенной напротив верфей и сухих доков судостроительного завода на острове в русле реки.
На следующий день исполнялась ровно неделя, как уволили Анну Валентинович.
Таня встала рано, надела брезентовую спецодежду, по мосту перешла на остров и до рассвета была перед заводскими воротами. Вместе с группой молодых рабочих она прошла на территорию завода.
День для нее выдался удачным.
Повсюду были расклеены плакаты с требованием принять на работу пани Аню. У плакатов собирались небольшие группы рабочих. Несколько человек раздавали листовки. Таня взяла одну и стала разбираться, что в ней написано по-польски.