Граничник
Шрифт:
— Ну, может и пронесет, — без особой надежды проговорил я. — Все же, сколько сведений мы принесем. И Золотоголовый со своим заговором, и древние боги с Кругом Посвященных.
— Может и пронесет, — так же безрадостно согласился Стеф. И повел платформу через луг к рощице, где можно было остановиться и перекусить.
Ни ему, ни мне не хотелось по доброй воле идти туда, где нас ждала смерть. Но и поступить по-иному мы не могли, чай, не миряне, чтобы по страстям жить. Сколько отпущено, столько и потопчем мир плотский, а придет час — уйдем без сожалений. Я так
В последнее время, кстати, не иначе по причине всех случившихся с нами злоключений, я часто размышлял о собственном статусе. Раньше таких вопросов перед собой никогда не поднимал, сознавал — мое тело умерло, а душа отправилась на суд к Создателю. Я же теперешний не более чем слепок с того Оливера, который когда-то был таким же Стражем, как и Стеф. Теперь же, узрев возвращение взрослого Стефана, то есть того, кто фактически умер, а потом вернулся, словно ничего и не было, я не был в этом так уж уверен.
Еще с такой вот позиции взглянуть: я теперешний и тот, который уже давно в земле — разные же люди! Опыт, который я пережил после смерти тела, определенно изменил меня. И если тот я, что сейчас, надеюсь, у Господа, то я нынешний — кто? Когда меня отключат — куда денется весь накопленный массив знаний и мыслей? Просто исчезнет, будто и не было его? Или соединится с душою? А может и вовсе никуда душа не уходила?
Похоже, цифровой копии личности так же не хотелось умирать, как и живому человеку, отсюда и все эти мысли. Ох, грехи мои тяжкие! Так и до ереси недалече!
На стоянке мы со Стефом разговаривали мало. Да и о чем бы? Случившееся я ему не просто рассказал — продемонстрировал записи, так что теперь Страж был погружен в мысли, делиться которыми со мной пока не считал нужным. Сам я тоже размышлял, не забывая посматривать за периметром и отслеживать на радарах возмущения материума, которые бы свидетельствовали об открытии Разломов. Но за вечер так ничего и не случилось, да и ночь прошла вполне спокойно. По утру, собрав лагерь, мы вновь двинулись к цели. А к полудню выбрались к Волге, где и наткнулись на церковный патруль.
Случилось это так. Стеф остановил платформу на берегу и отправился к воде — помыться да побриться. Не хотелось ему перед братьями предстать заросшим бродягой, а именно так он сейчас и выглядел. Одежда вся грязная, истрепанная, но это бы ладно, не со званного обеда, чай, едем. Я, конечно, побурчал для порядка, мол, нашел на что время тратить (хотя что там от пяти минут сделается), но подопечный лишь отмахнулся и пошел к воде. Тогда-то я и засек людей.
Их было полтора десятка конных и шли они вдоль реки прямиком к месту нашей стоянки. Из-за изгиба реки они еще не могли нас видеть, я же, однако, с дрона, мог разглядывать их с полным удобством.
— Патруль, похоже, — сообщил я граничнику. — пятнадцать человек конных. Около полутора километров.
— Ополчение? — с легким удивлением уточнил Стеф. — Так далеко от границ?
— Да уже, считай, на землях епархии. Дураки тебе демоны, тут Разломы делать.
— Все равно. По уставу на край Стражи ходят. Два
— Далеко еще. Может, не разглядел.
— Так погляди, подгони дрона поближе, что я тебя учу? Я оденусь пока.
Я ощутил что-то вроде сожаления, смешанного с иронией — успел, оказывается, привыкнуть, что командую я, а не Стеф.
— Сей момент, — буркнул я и сосредоточился на управлении разведчиком. Нет, ну надо же какая интересная у меня реакция!
Добравшись дроном до границы, за которой он уже мог потерять сигнал со мной, я максимально увеличил картинку и принялся рассматривать всадников. Действительно, ополченцы. Вооружение, по крайней мере, мирянское: пики, арбалеты, сабли. На условно спокойных территориях Ассамблея неохотно давала оружие древних простым людям. Одеты они были в обычную для общинников одежду, некоторые, правда, нацепили поверх рубах да курток кожаные панцири.
— Точно ополчение, — доложил я. — Стражей или ревнителей не вижу.
— Очень странно, — Стефан уже оделся и теперь доставал из кофра рельсу.
— Ты сразу к метателю вставай, — пожурил я его. — Паранойить так паранойить.
Граничник только досадливо поморщился на мое замечание.
— Сам подумай — чего им тут делать? Случись чего — они же и минуты не продержатся против низших. Не по уставу простецов так далеко одних отправлять.
— За словами следи!
— Ну самое время сейчас, Оли! Хорошо, прости, не простецов — простых людей! Но ты же понял, о чем я?
— Понял.
— Как ведут себя?
Пока мы говорили, отряд всадников стал ближе метров на триста, так что я мог уже видеть даже выражение их лиц.
— Серьезные. Настороженные. По сторонам смотрят, мух не ловят. Погоди, один из них мне знаком, кажется!
— Кто такой?
— Игумен Сосновского монастыря. Странно, что он тут делает?
— Я, значит, паранойю, да?
Сосновский мужской монастырь — небольшая, но крепкая обитель, стоящая на самой границе безопасных земель Ассамблеи. Стены у монастыря высокие, заговоренные, братия боевая и неплохо вооруженная, случись чего — сама может укорот парочке стай низших дать. Я бы не удивился, если бы патруль состоял из монахов, они и в самом деле лишь слегка уступают Стражам, да и то только за счет модификаций тела. Но тут были общинники почему-то во главе с настоятелем монастыря. Того самого, в который мы намеревались заехать, чтобы дать знать епархии о нашем возвращении с важными сведениями.
Пришлось согласиться со Стефом — все это было очень странно.
— Оглядись, — велел он мне. — Они точно одни?
Не удаляя дрона, следящего за патрулем, я вторым описал вокруг нас круг и никого больше не обнаружил.
— Тогда останавливай их на пятистах метрах, будем говорить.
С этими словами граничник отложил винтовку и встал за метатель. А я поймал себя на мысли, что радуюсь возвращению напарника. Не подопечного, не воспитанника, а именно напарника. Того, кто учитывает твое мнение, но при этом способен действовать самостоятельно.