Гравитация
Шрифт:
— Иногда я задаюсь вопросом — стоил ли он того, чтобы разрушать всю свою жизнь, — меня неожиданно прорвало, — если я и хотела чего-то, то вряд ли уж того, чтобы оказаться вовлеченной в странные взаимоотношения с человеком, живущим по своим законам.
— Его законы просты и естественны, как и всё вокруг нас. Законы джунглей, законы общества, с которого содрали маску приличий и ценностей. Так живет большинство, просто оно хорошо маскирует свои поступки.
Его слова были достаточно жестокими и правдивыми. Они напоминали о Нине, о Габрииле. Об Анне Тагамуто.
Дав мне время на осмысление своих слов, священник заговорил снова:
— Вы никогда
Чем было поведение Гаспара в последние дни? Провокацией, вызовом, адресованным тому, кто столкнется с ним, не прилагая усилий. Гаспар хотел, чтобы о нём знали. Он ушёл в открытую мной дверь, но продолжал напоминать о себе. Отпустить его и вычеркнуть меня — это было одно и то же. Призрачная иллюзия свободы, за которой прячется ощущение нехватки чего-то. Жизнь может и становится спокойной, но почему-то вместо ожидаемого покоя — пустота.
Ветер ударил в окно, перебивая даже размытый шум от текущей из крана воды. Непогода все крепчала и крепчала, напоминая о своих правах.
Хотя Бьёрн и его коллеги были действительно уверены в своем превосходстве, я их настроение не разделяла. Теперь моя роль в ситуации была полностью исчерпана, и мне не оставалось ничего иного, как попробовать навсегда закрыть эту страницу. Да, как ни странно, но это казалось вполне логичным финалом. Слишком много людей и средств пущено по следу, и эта дикая охота должна завершиться вопреки желанию некоторых. Пора было думать о жизни после всего, о спокойной жизни, даже если она была просто эфемерным призраком, мыльным пузырем.
Я не стала предупреждать заранее Бьёрна, просто поставила его перед фактом. Сказала, что мой рейс послезавтра. Он не отговаривал меня, ведь в последнее время все его мысли были посвящены лишь операции по поимке Гаспара. Глядя на Гиса я иногда думала — не совершила ли ошибку, подтолкнув к этой охоте и вытащив из старого, загаженного трейлера. Я пнула маленький камушек, а теперь тот несся вперед огромной лавиной.
Тернем-Грин был похож на тихую гавань. Темные стволы деревьев тянулись вверх, как мачты кораблей. Весь день шел дождь со снегом, и лишь к вечеру погода дала городу передышку. Где-то за пределами парка ездили машины и автобусы, шумели улицы, но здесь было тихо. Только подмерзшая земля, покрытая кашей из мокрого снега и голые деревья.
В центре парка находилась церковь, большое темное пятно на серо-белом фоне. На столбе возле края дорожки висела надпись, оповещающая о том, что гуляющие имеют честь ходить по земле, на которой когда-то гремела битва правительственных отрядов и повстанцев. Слабый ветер был достаточно промозглым и заставлял прятаться в теплый шарф, чтобы закрыться от сырости. Выпавший снег медленно таял, превращаясь в темную грязь. Она хлюпала под подошвами и покрывала все пространство парка.
Было пустынно, наверно никто в здравом уме не додумался бы в такую погоду слоняться по парку. Поэтому я могла блуждать сколько душе угодно и не встречать никого на аллеях. Мне хотелось побыть одной. Подышать воздухом города напоследок, чтобы хотя бы один вечер прошел так, будто я просто приехала сюда увидеть столицу гордого королевства. И я бродила между деревьев, а над городом висели тяжелые облака, угрожающие новым потоком мокрого снега.
Стоящий рядом с церковью памятник павшим солдатам сливался с деревьями. Шесть ступеней, поднимающихся к мемориалу, были припорошены снегом. Казалось, что обелиск вырастает прямо из земли.
Я миновала и церковь, и памятник, когда краем глаза заметила движение. Кто-то выходил из тени на дорожку аллеи. Сказками о Потрошителе меня можно было уже не пугать, но всё равно хотелось избежать ненужных проблем.
Тусклый фонарь, на лампу для которого городской бюджет явно поскупился, с переменным успехом начинал разгонять вечерние сумерки. Именно его свет позволил мне понять, что приближающийся по дорожке человек — Гаспар. Вряд ли это простое совпадение.
Он остановился, сохраняя между нами расстояние в несколько шагов. Темная куртка и достаточно глубокий капюшон позволяли ему скрывать лицо от зевак. Сейчас же он капюшон откинул с головы, открываясь свету фонаря.
— Здравствуй, Ван, — произнёс Гаспар. Интересно, знал ли он о том, что я выбралась в парк так, что за мной никто не проследил?
— Как твоё плечо? — Я не стала поддерживать его попытку начать вроде как нормальный диалог.
— Почти прошло, — Гаспар улыбнулся, тонкие лучи морщинок разбежались к вискам. Сколько бы я не знала о нём правды, какое дерьмо не творилось бы, но когда он улыбался, я всё никак не могла выкинуть из головы те вечера, когда наше общение было почти, что нормальным. Я скучала по Гаспару, так же чертовски остро, как и пыталась его выкинуть из своей жизни.
— Рада за тебя, — было совсем не сложно прятать разочарование и досаду на саму себя за равнодушием и грубостью.
— Тебе не стоит бродить по чужому городу одной.
Я задрала голову, прищурившись:
— Мне дает советы по безопасности психопат?
Гаспар приподнял брови, демонстрируя неодобрение такому прозвищу.
— Я просто не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
— Тогда ты опоздал ровно до того дня, как очутился на моей дороге, — я видела, что такие мои слова не доставляют ему удовольствия, и продолжала произносить их — я уже сказала, что хочу никогда больше не сталкиваться с тобой. Так что тебе опять нужно?
Гаспар стоял, глядя на меня, и я злилась всё сильнее. Как же я ненавидела его за то, что он вывернул мою жизнь наизнанку, а я при этом не могла честно признаться в том, что нахожу в этом куда больше удовольствия, чем от тихого, размеренного прозябания. Удовольствия разделять с ним свои вечера и мысли.
— Ты так хотела избавиться от меня, но при этом вновь оказала помощь, — голос Гаспара звучал сдержанно и спокойно, — выходит, что я задолжал тебе извинение.
Настал мой черед вскинуть брови от настоящего удивления. Было странным слышать это от Гаспара, ведь он никогда не рассматривал ситуацию иначе, как с позиции пользы для себя.
— Я не хотел, чтобы ты видела мир таким, каким он показал себя. Но я не буду извиняться за то, что сделал в остальном.
— Ты убил стольких людей, — напомнила я скорее самой себе, чем ему. Невозможно любить того, чьи руки в крови. Невозможно любить сумасшедшего.
Невозможно это отрицать.
— Да, — согласился Гаспар, — тех двоих, которым было поручено сломать тебе все кости, если понадобится, чтобы ты подписала доверенность. Твоего бывшего, который заказал твоё убийство и спал еще до свадьбы с твоей сестрой. Всех, кто был опасен для тебя. Мне перечислять дальше?