Гребаный саксаул
Шрифт:
Начальник караула спал – на нём портупея, полевая форма, сапоги. В изголовье мерцала тусклая лампочка.
Мне нравится ходить в караул. Там хоть ненадолго можно оказаться одному. Со своими мыслями, воспоминаниями, мечтами.
Капитан Диянов дежурный по части. Заявился в караульное помещение. Позвал меня в курилку.
– Слушай сюда. Каныгин уходит на дембель. Мне нужна замена. Хочу оставить тебя. Не возражаешь?
– Почему меня?
– Я так решил. Но могу подробнее. Не стучишь. Не дурак. Службу любишь. Ещё?
– Никак нет. Достаточно.
–
– Нет, товарищ капитан.
– Теперь знай. Два ранения, медаль «За отвагу». К ноябрьским получишь младшого. Если начнёт вербовать Залупа, сразу посылай его на хер и скажи мне. Всё понял?
– Так точно!
Нашу роту отправили на уборку урожая. По этому случаю экзамены были сданы досрочно. В части оставался только наряд и караульный взвод.
В часть прибыли абитуриенты - солдаты и сержанты, собирающиеся поступать в военные училища. Около месяца они готовились к вступительным экзаменам.
* * *
В воскресенье, с утра прибежал дневальный.
– Иди, тебя Зингер вызывает.
У старшины, в каптёрке сидел незнакомый сержант в спортивном костюме, из абитуры.
– Костя, - протянул он мне руку.
Зингер пил чай из стакана в мельхиоровом подстаканнике.
Костя курил, красиво пуская дым колечками.
– Пойдёте домой к майору Цирулину, поможете его жене переставить пианино. А то грузчики привезли и бросили его как попало.
По коврам в сапогах не ходить. Водку не пить. Матом не разговаривать! А то будет вам ой- ё- ёй!
Мы с Костей неспешно двинулись в городок, где жили офицеры с семьями. Новобад городок солнечный, приветливый. Встречные с нами здоровались.
По дороге я узнал, что Костя Можейко москвич. Парнем, как мне показалось, он был улыбчивым и доброжелательным. И всё у него было хорошо.
У подъезда стоял фургон.
Костя нажал белую кнопку звонка. Звонко залаяла собака.
Дверь отворила рослая дама лет тридцати пяти, не меньше. На мой взгляд старуха. На ней был розовый халат с оборками, похожий на пеньюар. В ногах у дамы крутилась похожая на мотоцикл такса. Молча она пропустила нас в следующую комнату.
Пианино стояло в зале. Оно казалось тяжёлым, килограмм под двести и было наверное дорогим. Слава Богу, что его надо было всего лишь поставить в угол.
Сидя в коридоре, я делал вид, что пытаюсь снять сапоги. Представил себе волочащиеся по полу штрипки своих галифе, вид портянок, запах конюшни.
Костя подошёл к пианино, присел на вертящийся стул.
Внизу, словно затвердевшие языки, торчали педали.
Он приподнял крышку и ударил пальцами по клавишам. Раздался глухой стук, словно падали орехи на клавишную плитку. Щёлк. Щёлк.
В импортной стенке блестели хрустальные вазы.
– Ты чего разуваешься что ли? – окликнул он меня, - хозяйка предупредила: Разуваться не надо.
Я почувствовал облегчение. Благополучно пересёк прихожую.
На столе уже стояли шпроты, виноград, в глубоких тарелках- лагман. В хрустальном графинчике багрово рдело вино.
Жена майора курила, манерно держа сигарету в отведенной руке.
Потом повернулась к Костику. Значительно колыхнулись объёмные груди под пеньюаром. Скорее всего, они продолжали свой, только им понятный и давно начатый разговор.
– Мой милый мальчик! Ты думаешь, что наш мир живёт иначе чем ваш? Ты ошибаешься. Наш мир точно такой же. Военный городок это мир уязвленных самолюбий, растоптанных амбиций, бесконечных зависти и сплетен. Жена подполковника Окулова поручает жене прапорщика Кучинского штопать мужнино бельё. А та в отместку разносит по всему городку, что командир ходит в штопаных трусах. В нашем городке, как и во всей стране живут нищие, мстительные и завистливые люди… Ладно ребята, на сегодня всё. Спасибо за помощь. Я попрошу Якова Михайловича, пусть поощрит вас увольнительной.
– Жена командира роты задумалась: - А вы Константин, пожалуйста, задержитесь. Заодно посмотрите розетки.
* * *
Почти дойдя до санчасти я вспомнил, что забыл в квартире свои наручные часы. Возвращаться было лень, но часы было жаль. Отцовский подарок.
Тяжелая, обитая качественным коричневым дерматином дверь была слегка приоткрыта. Секунду я стоял в замешательстве. Потом переступил порог. В квартире стояла тишина. Такса лежала в коридоре, положив голову на передние лапы. Слышался какой то шорох в зале. Стоны. Я сделал несколько шагов вперёд. Жена майора стояла спиной ко мне, уткнув голову в спинку дивана. Светлые длинные волосы разметались по подушке.
В вечернем полумраке матово светился её пухлый зад. Рядом, со спущенными штанами шумно дышал абитуриент Костик.
Я попятился. Собака проводила меня понимающим взглядом. Я тихонько прикрыл дверь. Скатился по ступенькам вниз. В подъезде было тихо и прохладно. Пахло жареной рыбой.
* * *
Абитура чувствовала себя вольно. Наверное, многие уже видели себя офицерами. После обеда они забив на самоподготовку валились в сапогах на кровати. Ночью уходили в самоход.
Однажды, будучи дежурным по части, Диянов пришёл в роту во время «тихого» часа. Увидев спящую абитуру, он устроил истерику с переворачиванием кроватей и выбрасыванием в окно тумбочек.
* * *
В сентябре началась отправка по частям. Мы выучили незнакомые, и непривычные названия — Аягуз, Уч- Арал, Жангиз Тобе.
Наш взвод разъехался. Ушли дембеля. Беккер уволился старшиной. Каныгин — старшим сержантом. Он долго крутился перед зеркалом в шинели и офицерской шапке, разочарованно вздыхая: «Говорил же я Диянову, что не нужен мне старший сержант. Три полоски на погоне смотрелись лучше».
В часть привезли молодых.
Незаметно подошли ноябрьские праздники. Как и обещал капитан Диянов, я получил младшего сержанта. Гарнизон перешёл на зимнюю форму одежды. «Деды» и «черпаки» достали из каптерки старые шинели, молодёжь в том числе и я, получили новые.