Грех
Шрифт:
Впрочем, сережину маму развезло очевидно сильнее, чем Нинку.
– - Я! понимаешь -- я!
– - тыкаладамасебе в грудь.
– - Я во всем виновата. Сереженькабыл такой хруп-кий! Такой тон-кий!.. Дев-ствен-ник!
– поднялауказательный перст и сделаламногозначительную паузу.
– - Ты знаешь, что такое девственник?
– - Не-а, -- честно ответилаНинка.
– - Ты ведь читалаЧехова, Бунинаю ЫМитиналюбовьыю
– - Не читала, -- меланхолически возразилаНинка.
– - А у меня как раз, понимаешь, убийственный роман. Вон с этим, -пренебрежительно
– - Странно, да? Он тебе не понравился!
– - погрозила.
– - Понравился, понравился, -- успокоилаНинка.
– - Только Сережа -- все равно лучше.
– - Сережалучше, -- убежденно согласилась дама.
– - Но у меня был роман с Отто. А Сережавернулся и застал. Представляешь -- в самый момент! Даеще ию Ну, как это сказатью Как кобылка.
– - Раком, что ли?
– - Фу, -- сморщилась дама.
– - Как кобылка!
– - Ладно, -- не сталаспорить Нинка.
– - Пусть будет: как кобылка.
– - А я так громко кричала! Я, вообще-то, моглаб и не кричать, но я же не знала, что Сережаю
– - А я, когдасильно заберет, -- я не кричать не могую
– - И всё. Он сломался. Понимаешь, да?
– - Ушел в монастырь?
– - Нетю сломался. Он потом ушел в монастырь. Перед самым судом. Но сломался -- тогда. Я, значит, и виновата. Он, когдахристианином сделался -он, конечно, меня простил. Но он не простил, неправда! Я знаю -- он не простил!
– - Перед каким судом?
– - Что? А! Приятели вот сюда, -- постучаладамав пол сквозь медвежью шкуру, -- затащили. Напоили. Мы с его отцом как раз разводились, дачу забросили, его забросили. А он переживалю Хочешь еще?
– - Мне хватит, -- покрылаНинкарюмку ладонью.
– - А вы пейте, пожалуйста.
– - Ага, -- согласилась дама.
– - Я выпью, -- и налилаконьяку, выпила.
– - Ну и что -- дачу?
– - Какую дачу? А-аю Девицаот них сбежала. В окно выбросилась. Вообще-то, раз уж такая недотрога, нечего было и ехать. Правильно? Голая. Порезалась вся. А былазима, ветер, холодною Ну, онакуда-то там доползла, рассказалаю Ей ногу потом ампутировали. Вот досюда, -- резануладамаребром ладони по нинкиной ноге сантиметранатри ниже паха.
– - И Сережкавсех заложил?
– - Зачем?
– - обиделась дама.
– - Зачем ты так говоришь: заложил? Зачем?! Он потрясен был!
– - Пьяный, вы же сказали!
– - Не в этом дело! Тут ведь бардакю И все такое прочеею Каково ему было видеть? Его вырвало! Оню он просто не умел врать! Вообще не умел! И виноватаво всем яю -- Дамарыдала, все более и более себя распаляя: -- Я! Я!! Я!!!
– - Пораоттохнуть, торокая, -- седой элегантный Отто уже с минуту как закончил говорить со своим Гамбургом и стоял в дверях, наблюдая, акогдадамаввинтилась в спираль истерики, приблизился.
– - Пошел вон!
– - отбивалась дама.
– - Не трожь! Я знаю: меня уложишь, асамю -- и ткнулав Нинку указательным.
– - Угадала?! Ну скажи честно: угадала?!
– - Дане дам я ему, успокойтесь, -- презрительно возразилаНинка.
– -
– - Итёмте, итёмте, милая, -- Отто уводил-уносил сопротивляющуюся, кривляющуюся даму наверх, в мансарду, аНинке кивнул с дороги, улучив минутку: -- Комнататля гостей. Располагайтесь.
Нинкапроводилаих мутноватым взглядом, налилаконьяку и, выпив, сказалав пустоту:
– - Все равно вытащу. Подумаешь: Иерусалим!..
Они чинно и молчазавтракали напленэре. Что по Нинке, что по даме вообразить было невозможно вчерашнюю сцену у камина.
– - Also, -- сказал Отто, допив кофе и промакнув губы салфеткою, извлеченной из серебряного кольца.
– - Я оплачиваю бизнес-класс то Иерусалима, твабизнес-класса -- назад. И тве нетели шисни пою -- прикинул в уме -ютшетырестамарок в тень. Фам твух нетель хватит?
Нинке стало как-то не по себе от столь делового тона: получалось, что ее нанимают для определенной унизительной работы. Тем не менее, Нинкакивнула.
Дамазаметилаее смятение, попыталась поправить бестактность мужа:
– - Знаешь, девочка. У нас довольно старый и хороший род. И я совсем не хочу, чтоб по моей вине он прервался. Если тыю если ты вытащишь Сережу -- ты станешь самой любимой моейю дочерью.
Отто переждал сантименты и продолжил:
– - Я ету в Санкт-Петербург и захвачу фас. Сфотографируйтесь напаспорт фот по этому атресу, -- написал несколько слов золотым паркером наобороте визитной карточки, -- тоштитесь снимков и савесите мне в офис, -- постучал пальцем по лицевой стороне.
– - Там же фам перетатут и билет наЫстрелуы. У фас тостаточно тенег?
– - полез во внутренний карман.
– - Денег?
– - переспросилаНинкас вызовом.
– - Как грязи!
– - Отшень хорошо, -- спрятал Отто бумажник.
В Москве Нинкабуквально не находиласебе места, ожидая вестей, опасаясь, что прежде, чем удастся уехать, появится нагоризонте Арифметик, обозленный бегством былого приятеля в недосягаемые места, приятеля-предателя, перенесет ненависть нанее. Нинкапочти даже пересталаночевать дома, меняла, как заядлая конспираторша, адреса: подруги, знакомые, дальние родственники, -- оставляя координаты одной бабульке.
Ночной звонок перебудил очередной дом, где Нинканашлаприют.
– - Девочка, милая!
– - мать Сергея, не пьяная, несколько разве навзводе, расхаживалапо пустой ленинградской квартире с радиотелефоном у щеки.
– - Тебе почему-то отказали в паспорте. Не знаюю Не знаюю У Отто это первый случай завосемь лет. Подожди. Подожди. Успокойся. Возьми карандаш. Двести три, семь три, восемь два. Записала? Николай Арсеньевич Ланской. Это сережин отец. Он работает в МИДе. Сходи к нему, договорились? Я моглаб ему позвонить, но боюсь: только напорчу. Да, вот еще! Я очень прошу не брыкаться и не обижаться, мы ведь уже почти родственницы: я послалатебе кой-какую одежду. Поверь: сейчас это тебе необходимо. Пообещай, что не станешь делать жестов: получишь, наденешь и будешь носить. Обещаешь, да? Обещаешь?..