Грех
Шрифт:
Весомо, всерьез, были сказаны Арифметиком последние фразы, и Нинкарефлекторно бросилась назащиту монаха, самане подозревая, как много правды в ее словах:
– - Дане от вас! Не от вас он сбежал! От меня!
– - Телкаты, конечно, клевая, -- смерил ее Арифметик сомневающимся взглядом.
– - Только слишком много насебя тоже не бери. Не надо.
– - Аю что оню сделал?
– - спросилаНинка.
– - Он?
– - зачем-то продемонстрировал Арифметик удивление.
– - Он заложил шестерых. Усекла? Даты у него у самого и спроси -- наверное, расскажет, --
– - Так чо?
– - добавил.
– - Не страшно наэлектричке-то пилить? Санёк, как думаешь? Ей не страшно?
– - подмигнул обернувшемуся Саньку.
– - А то давай с нами.
Нинкасновапомоталаголовою.
– - Тогда -- привет, -- и Арифметик распахнул перед Нинкою дверцу.
– - Да!
– - добавил вдогонку.
– - Напомни, в общем, ему, что в задачке, в арифметической, которую я задал, ответ получился: две жизни. А он, будем по дружбе считать, расплатился в электричке заодну. Так что пусть готовится к встрече со своим Богом. Без этихю как егою без метафор. Короче: чтоб соблазнаот нас бегать больше не было -- убьем! Дешевле выйдет. И для него, и для нас.
Нинкахотелабыло сказать что-то, умолить, предложить любую плату, -- только выпросить у Арифметикамонахову жизнь, -- но прежде, чем успелараскрыть рот, машинасорвалась с местаи скрылась в проулке.
– - До Санкт-Петербургаесть?
– - Нинкастоялав гулком, пустом полунощном кассовом зале Ленинградского вокзала.
– - СВ, -- ответилакассирша.
– - Один, два?
– - и принялась набивать наклавиатуре запрос.
– - Аю сколько?
– - робко осведомилась Нинка.
– - Сто сорок два, -- ответилакассирша.
– - И десять -- постель.
– - Извините, -- качнулаНинкаголовою.
– - А чего попрощею не найдется?
Красавец-блондин, перетаптывающийся в недлинном хвосте у соседнего окошечка -- сдавать лишний -- прислушался, положил наНинку глаз.
– - Попроще нету, -- презрительно глянулакассирша.
– - Так чт, не берешь?
Нинкасновакачнулаголовою, отошла.
– - Я сейчас, -- бросил блондин соседу по очереди и подвалил к Нинке.
– - У меня есть попроще: совсем бесплатный. Но вместе.
Нинкапосмотреланаблондина: тот был хорош и, кажется, даже киноартист.
– - Вместе так вместею
В синем, почти ультрафиолетовом свете гэдээровского вагонного ночникакрасавец-блондин стоял наколенях перед диванчиком, где лежалазамалым не полностью раздетая, равнодушная Нинка, и ласкал ее, целовал, пытался завести.
– - Ну что же это такое?!
– - вскочил, отчаявшись, рухнул насвой диванчик.
– - Мстишь, что ли? Забилет?! Дакак ты не понимаешь -- одно с другимю
– - Все я понимаю, -- отозвалась Нинка.
– - Все я, Димочка, хороший мой, понимаю. И трахаться люблю побольше твоего. Только кайф исчез куда-то. Ушел. И не мучайся: ты здесь не-при-чем!..
Нинкаскучно -- давно, видать, -- сиделанахолодных ступенях парадной.
Загромыхал лифт, остановился. Нинкаглянула: нестарая, очень элегантная дама, достав ключи, отпиралату самую как раз дверь, которая и нужнабылаНинке.
– -
Дамамедленно огляделаНинку с головы до ног, что последняя и принялазаответ положительный.
– - Здравствуйте.
– - Здравствуйте, -- отозвалась дама.
– - А вы очень хорошенькая.
– - Знаю, -- сказалаНинка.
Дамаоткрыладверь и вошлав прихожую не то что бы приглашая засобою, но, во всяком случае, и не запрещая.
– - Вы застали меня случайно. Мы с мужем живем в Комарово, надаче. Мне понадобились кой-какие мелочи, -- расхаживаладамапо комнатам, собирая в сумку что-то из шкафа, что-то из серванта, что-то из холодильника.
Нинка, едване рот разинув, осматривалаочень ухоженную, очень богатую квартиру, где вся обстановкабылаили антикварной, или купленною завалюту. Компьютер, ксерокс, факс, радиотелефоню Подошлак большой, карельской березою обрамленной юношеской фотографии Сергея.
– - Есть у вас время? Можете поехать с нами. Вернетесь электричкой.
– - А Сергейю -- надеясь и опасаясь вместе, спросила, -- там?
– - Где?
– - прерваладамасборы.
– - Ную надаче?
– - Сергей, милая моя, в Иерусалиме.
Нинкавздохнула: с облегчением, что жив, не убили что вряд ли доступен сейчас Арифметику и его дружкам, но и огорченно, ибо очень настраивалась увидеть монахаеще сегодня.
– - И, судя по всему, пробудет там лет пять-шесть. Или я принялавас закого-то другого? Это вы -- его скандальная любовь?
– - Н-наверноею -- растерялась Нинка, никак не предполагавшая, что уже возведенав ранг скандальной любви.
– - Это в от него беременны?
– - Я? Беременна? Вроде нет.
– - Странно, -- сказаладама, продолжая прерванное занятие.
– - Вы из Москвы? Ладно, поехали. Там разберемся. Звать вас -- как?..
Ехали они в Ымерседесеы с желтыми номерами. Вел седой господин в клубном пиджаке.
– - Вы у нас что, впервые?
– - спросиладама, самалюбезность, понаблюдав, с каким детским любопытством, с каким восхищением глядит Нинказаокно.
– - Угу, -- кивнулаона.
– - А это чо такое?
– - Зимний дворец. Эрмитаж.
– - Здрово!
– - А вот, смотрите -- университет. Тут Сережаучился. Полторагода. Навосточном.
Нинкадолгим взглядом, покавидно было, проводилаприземистое темно-красное здание.
Это былатасамая дача, из мансардного окнакоторой выпрыгнулаобнаженная девушка, и, хотя последнее произошло несколько лет назад, дачапарадоксальным образом помолодела, приобрелалоск.
Седой водитель Ымерседесаы в дальней комнате говорил по-немецки о чем-то уж-жасно деловом с далеким городом Гамбургом, кажется, о поставках крупной партии пива, аНинкас дамою сидели, обнявшись, намедвежьей шкуре у догорающего камина, словно две давние подружки, зареванные, и причинаих несколько неожиданно внезапной близости прочитывалась наподносе возле и наизящном столике за: значительное количество разноцветных крепких напитков, большей частью -- иноземного происхождения.