Грехи девственницы
Шрифт:
Ведь он не питал жалости к преступникам.
Хотя Мадлен больше не относилась к этой малопривлекательной категории лиц. Ее оправдали, и в глазах закона она была невиновна.
А вот в кого она превратилась в глазах Гейбриела, пока неизвестно. Это не должно было ее волновать, и все же волновало. Да еще как!
— Благодарю вас, Кентербери. Мистер Хантфорд может войти Он не стоит того, чтобы тратить на него порох. — Мадлен не была уверена, сможет ли встать на ноги, пока не сделала это. — Мы будем
Кентербери опустил пистолет.
— Ну, если вы уверены, мисс…
Гейбриел схватил женщину одной рукой за запястье, а другую положил на талию.
Он не сопровождал ее, а словно бы готовился арестовать.
Гнев мигом излечил Мадлен от липкого детского ужаса, охватившего ее при упоминании имени Рипли. Она дернулась, пытаясь вырваться из рук Гейбриела, но при этом улыбнулась дворецкому.
— Чай не приносите. Мистер Хантфорд не задержится.
Кентербери поклонился, не сводя взгляда с Гейбриела.
Выглядел дворецкий, конечно, не совсем традиционно, но, несмотря на это, очень серьезно относился к своим обязанностям.
— Позвоните, если что-то понадобится.
Мадлен кивнула и направилась в кабинет, опередив Гейбриела. Собрав остатки сил, она уселась за стол, оставив Гейбриелу один из потертых стульев перед ним.
— Ты убила Арнольда Рипли? — Его голос звучал напряженно и неумолимо.
— Да.
Гейбриел вскочил.
— Тебя осудили?
Отвращение, коим горели его глаза, прожгло дыру в груди Мадлен, лишив ее способности дышать.
— Да.
— И приговорили к казни через повешение?
— Именно так.
«Спроси, — мысленно молила Мадлен, — спроси меня, что произошло». Гейбриел знал о ней больше, чем кто-либо, за исключением Йена и Клейтона. Она хотела, чтобы он вел себя с ней иначе, чем судьи, выдвинувшие обвинение без всякого следствия. Да, она отказывалась рассказывать о себе, но Гейбриел должен был уже понять, что она не смогла бы хладнокровно убить человека. Возможно, иногда он был не согласен с ее действиями и решениями, но он не мог считать ее источником зла. И наверняка верил ей больше, чем миссис Рипли.
— Тебя отправили в ссылку?
— Нет.
— Тогда каким образом тебе удалось сбежать из тюрьмы?
Мадлен чувствовала себя так, словно Гейбриел взял нож и не спеша наносит удары прямо в сердце.
— Ты хочешь спросить, скольких охранников я соблазнила?
Пальцы Гейбриела сжали край стола. При этом он даже не поморщился.
— Ты постоянно повторяешь, что ты шлюха.
Мадлен действительно так говорила, и ее слова были правдой. Но она не готова была услышать это слово из уст Гейбриела. Мадлен чувствовала себя такой же отвратительной, как грязь на его ботинках. Но слезы и мольбы остались далеко в прошлом.
— Меня обвинили в убийстве Рипли, но потом оправдали. — Она поднялась со своего места. — А теперь убирайся к черту из моего дома и никогда больше не возвращайся.
Мадлен — убийца.
Гейбриел шагал по коридору, жалея, что под рукой не оказалось чего-нибудь хрупкого, чтобы швырнуть о стену.
Ну и как он собирался раскрыть убийство собственной сестры, если не смог разглядеть преступницу в знакомой женщине? Дьявол, да он даже целовался с ней!
Он зарабатывал на жизнь тем, что отличал правду от лжи, и все же не смог разглядеть сущность лгуньи Мадлен.
Гейбриел миновал половину коридора, когда непристойные обвинения миссис Рипли начали выветриваться из его памяти. Но потом замедлил шаг.
Мадлен оправдали. Только сейчас мысль об этом проникла в его разгоряченное сознание. Она не все ему рассказала. Вернее, не рассказала вообще ничего.
О Боже! Да он даже не спрашивал ее ни о чем.
Сердце Гейбриела болезненно сжалось. Десять лет назад. Сколько лет было тогда Мадлен? Тринадцать? Четырнадцать? Так что же на самом деле произошло?
Когда же он превратился в мстительного негодяя, готового обвинить любого, не взглянув при этом фактам в лицо?
Гейбриел развернулся и направился обратно в кабинет. После признания Мадлен он не способен был думать ни о чем, кроме ее виновности в содеянном. Он чувствовал, что его предали и унизили, и чувство это затмило все остальные.
Мадлен тихо вышла из кабинета. Привычная грация сменилась неуверенностью, как если бы каждый шаг давался ей с большим трудом. Мадлен поднесла руку к лицу, и, поскольку она стояла спиной к Гейбриелу, он не мог сказать, смахнула ли она со щеки прядь волос или слезу.
— Мадлен.
Женщина резко развернулась.
— Я же велела тебе уйти. — Мертвенная бледность, разлившаяся по ее лицу, делала Мадлен похожей на фарфоровую куклу. Однако выражение отвращения, коим горели ее глаза, никак нельзя было назвать хрупким.
— Что случилось с Арнольдом Рипли?
— Твой вопрос немного запоздал.
Гейбриел протянул руку, но Мадлен ударила по ней и пошла прочь.
— Поэтому ты не хотела рассказывать мне о своем прошлом? От этого ты меня защищала?
В ответ он услышал холодный, надломленный смех.
— Вряд ли.
Гейбриел двинулся за ней.
— Тогда почему ты не хочешь мне ничего рассказать? Врожденная привычка, да?
Мадлен резко остановилась, как если бы слова Гейбриела вдруг стали преградой на ее пути.
— Нет. Просто слабости, подталкивающей меня к тому, чтобы рассказать о своем прошлом, больше нет места в моей жизни. Если ты хочешь убедиться в том, что меня оправдали, к твоим услугам официальные документы.