Грешник
Шрифт:
– Это я о забор, наверное...
– тихо прошептала Наташа.
– Сиди здесь. Я сейчас аптечку принесу. Там пинцет есть...
Глеб смотался в ванную и в ту же минуту вернулся. Снова схватил Наташину руку и одну за другой принялся вытаскивать занозы. Он сидел к ней так близко, что чувствовал аромат ее разгоряченной кожи. Цветущий виноград и что-то терпкое... Будоражащее. Громов старался дышать поверхностно. Неглубоко... Опасаясь, что если вдохнет ее запах полной грудью, то уже ничто его не остановит.
– Почему не смотришь? Боишься?
– отвлекал себя разговорами.
–
– Да разве это кровь? Вот меня пару раз ранило - во, где кровищи было. Как с поросенка.
Наташа сглотнула. Громов проследил за этим движением, зачарованно залипая взглядом на её идеальных губах. Девушка смочила их языком и что-то спросила, А он ни черта не понял и просто тупо на нее пялился, совсем забыв о том, что собирался сделать. Просто сидел - и смотрел. Вбирая в себя воздух, который она выдыхала.
– Как ранило, Глеб Николаевич? Где?!
Глеб моргнул. С большим трудом поднял взгляд чуть выше - к ее тревожным глазам. Что она спрашивает? Нужно понять, что она спрашивает...
– Я в прошлом военный. Всякое бывало.
– О господи!
Мысленно пнув себя под зад, Громов вновь взялся за пинцет. Зачем он об этом ей рассказал? Она и так взволнована.
– Это в далеком прошлом.
– Вас поэтому так боятся?
Громов снова резко вскинул ресницы. Боятся? Ну, вообще-то есть такое дело. Да только как она это поняла? Наташа как будто чувствовала его, или... Или ему просто хотелось так думать.
– Я не страшный, - зачем-то сказал он и тут же поспешно сменил тему: - Лучше расскажи, как ты умудрилась так пораниться. Да и вообще...
– Это все наш старый забор! Я в него мертвой хваткой вцепилась, когда поняла, что наделала. Меня сначала работа увлекла, а потом опомнилась и... Бррр!
Громов налил на ранки перекись и осторожно промокнул ваткой.
– Если захочешь еще куда-нибудь поехать в следующий раз - просто скажи.
Наташа кивнула.
– Может быть, когда-нибудь... Знаете, мама очень любила свои цветы. Я их совсем забросила. А теперь хочу привести клумбы в порядок. Ничего?
– Ничего. Можем поехать на выходных.
– Серьезно?
– Ну, да. Я помогу тебе - все ж быстрее.
– Правда?
– не верила Наташа.
– Почему нет?
– пожал плечами Глеб.
– Прямо в субботу и поедем. После больницы, да?
Напоминание о больнице расстроило девушку. Её улыбка потухла. Она отвернулась к окну, за которым уже сгущались сумерки.
– Мы с Кириллом там познакомились...
– Где, у тебя дома?
– уточнил Глеб, консервируя внутри все те чувства, что всколыхнули в нем ее слова. До этого Наташа никогда не говорила о своем прошлом. Да и Кирилла они толком не обсуждали. Громов ничего не знал об их жизни до того момента, как он в ней появился. И даже сам не понимал, был ли он готов к тому, чтобы узнать подробности. Как если бы это что-то меняло...
– Ну, не совсем дома. Скорее возле него. Знаете... дети ведь очень жестоки. А я всегда была не такая, как все. Вы, наверное, заметили...
– Я знаю, какой у тебя синдром, если ты об этом.
– Да... О нем. В детстве все обстояло намного хуже. Это уже потом я научилась с этим справляться, а тогда... Да, дети жестоки...
На скулах Громова заходили желваки. Но Наташа не видела этого. Она все так же смотрела в окно, возможно, ничего перед собою не видя. Лишь прошлое.
– Они дразнили меня, обзывали всячески...
– Наташа...
– Да нет... вы не думайте. В аутизме есть один очень большой плюс. По большому счету мне было плевать на их оскорбления. Когда ты живешь в своем измерении, тебе ведь нет дела до того, что происходит в других... Вот и мне не было. Я забиралась на ствол поваленного тополя, который нам заменял скамейку, и наблюдала за ними со стороны. Со временем я поняла образ мышления этих детей. Поначалу она ведь мне были совсем не интересны. Мама уговаривала меня просто даже выйти за ворота. Но с каждым годом мне это давалось все проще. И знаете, ко мне привыкли. Ну, дети... Называли странной, да. Но травить перестали. Однако легче всего мне было с Кириллом. Он ведь тогда не брейк-дансом занимался, а бальными танцами, - неожиданно улыбнулась Наташа, - вот и доставалось ему от мальчишек. Дразнили страшно. Может быть, мы на этой почве и сошлись...
Глеб зажмурился. Наташа впервые что-то ему рассказывала. Обычно она ограничивалась одним-двумя предложениями, а тут как будто прорвало. Слова лились плавной неспешной рекой.
– Знаете, о чем я теперь думаю чаще всего? О тех людях, которым он продавал наркотики. Их лица стоят перед глазами, словно я их когда-то видела... всех тех бедных людей. А еще я задаюсь вопросом: что я сделала неправильно? Почему он пошел к другой? Одна ли она была... Или их было много? Зачем он вообще был со мною, если... ему было так плохо? Если он нуждался в чем-то... чего я не могла ему дать.
– Я не думаю, что дело в тебе.
– Правда? А в ком же?
– В нем самом. Он сам не знал, чего хотел от жизни.
– Он говорил, что любит. А я верила... Знала, чувствовала, что это неправда. Но гнала от себя эту мысль. А теперь не могу смириться. Все мое прошлое - ложь, понимаете? Все ложь.
– Наташа постучала пальцами по столу, а потом резко встала.
– Извините. Глупости это все... да и какая теперь разница? Ничего не имеет значения. Я просто хочу, чтобы он поправился, и все стало как прежде.
– Мы все этого хотим. Но как прежде уже не будет.
– Я так запуталась. И так устала... Мне ничего не хочется. Я просто гоню от себя мысли и плыву по течению. Не знаю, как буду жить дальше. Все перевернулось... И если бы не вы... Я... не знаю. Просто... спасибо, что вы есть.
Наташа встала из-за стола и пошла к себе. Подумать только - она его поблагодарила. Глупая. Знала бы она, что у него внутри творится... Если бы она только знала.
Глава 15
Встреча с Джамиревым-старшим прошла примерно так, как Глеб и предполагал. Тот выслушал его. Посмотрел тяжелым взглядом, допил свой кофе - густой и черный, молча кивнул, встал и ушел, не оглядываясь. Никаких извинений, конечно же, не прозвучало. И тут совершенно не имело значения, что сын Громова в случае с наследником Джамиревых виноват не был. Кирилл был виновен в принципе, за что и поплатился. Волчьи законы, которые Глеб Громов понимал.