Грешник
Шрифт:
– Но ведь недавно собирали консилиум... Они ведь сказали, что мозг жив, и...
– В нем произошли необратимые изменения. Даже если Кирилл каким-то чудом выживет - он не вернется к нормальной жизни, - осторожно заметил Глеб, повторяя слова заведующего отделением.
Наташа качнулась. Снова принялась тереть свои бедра, глядя будто сквозь него.
– Я буду с ним рядом, что бы ни случилось, - прошептала она.
– Только бы он выжил. Как угодно... я буду рядом. Ухаживать за ним... Делать все, что потребуется... Только не отключайте!
Наташа волновалась все сильней
– Ему будет обеспечен хороший уход. Тебе не нужно умирать вместе с ним. Возлагать свою жизнь на алтарь его. Он этого не заслуживает.
Наташа вскочила. Закрыла ладонями уши.
Не дави! Не дави... Не дави!
– одергивал себя Громов. Но слова сами срывались с губ, отказываясь подчиняться воле.
Кирилл не заслуживал такой женщины! Не заслуживал... Стал бы он за ней ухаживать, если бы жизнь их поменяла местами? Нет! Сбежал бы при первой возможности.
– Зачем вы это говорите? Я... не понимаю! Зачем?
– Понимаешь... Каждую секунду в моих глазах видишь.
– Нет...
– попятилась Наташа, как-то странно потряхивая головой, - нет...
– Ты просто цепляешься за него. Потому что привыкла, - хлестал словами Громов.
– Боишься снова остаться одна. Но ты не одна! И никогда больше не будешь... я...
– Хватит! Хватит... я не хочу этого слышать.
Наташа развернулась и побежала к себе. Шлепки босых пяток по полу отражались от стен и эхом перекатывались в его голове. Глеб сглотнул. Кулем упал на стул - ноги не держали совершенно. Что это было сейчас? Он ее потерял? Или...
Господи, ну, какого черта ты это затеял, Громов? Зачем? Она была не готова!
Глеб пошарил на полках. Достал бутылку водки. Налил в стопку и выпил залпом. Не закусывая. Несмотря на то, что впереди был рабочий день. Да и вообще идея напиться рядом с ней была не очень- то удачной. Мало ли, что ему, пьяному, в голову взбредет? Он и так уже наломал дров.
Не мог... Не мог больше быть с ней рядом и в то же время не быть. Завтра... завтра вновь станет прежним. А сегодня - уже нет сил. Заставил себя встать. Волоча ноги, добрался до спальни Наташи. Прислонился лбом к двери и коротко постучал. Заходить не стал, потому что совершенно себя не контролировал. Только дверь приоткрыл, чтобы сказать:
– Наташ, я уеду. Мне... надо. Срочно вызвали.
Врал! Врал, а она молчала.
– В общем, я завтра только вернусь. Не теряй, если что... Сережа за тобой присмотрит.
Как доехал до поместья Каримовых - не помнил. Охранники на пропускном удивленно переглянулись. Вот уже месяц, как он отправил дочку хозяев в Штаты, и с тех пор делать ему здесь было нечего.
– Я тут переночую. У себя...
– пояснил парням, поднял стекла и поехал дальше.
В баре Каримова имелись напитки на любой вкус. Громов же выбрал бутылку обычной водки и впервые за много-много лет тяжело и мучительно напился. Водка была теплой - он этого не замечал. Пил, как воду, слепо глядя на раскачивающиеся за окном деревья. Если бы он мог, если бы помнил, как это - он бы, наверное, заплакал. От страха... Банального глупого страха, которого не испытывал даже в бою.
Поспешил? Потерял ее? Одним махом перечеркнул то, к чему они шли несколько месяцев? Зачем вообще начал этот разговор? На что надеялся?
На то, что своей любовью вытащит ее из небытия...
Не мог... не мог больше на это смотреть. Как она угасает. Как все чаще уходит в себя. Днями не выходя из этого состояния. Чем дольше находился в коме Кирилл - тем дальше и она уходила. А он не хотел! Не хотел, чтобы Наташа была одна... где бы она ни плутала. Его преследовала, не давала покоя мысль, что однажды... однажды она уйдет навсегда! За ту черту, из-за которой не возвращаются. Из-за которой он ее зубами, когтями не вырвет. И что тогда? Как ему... И зачем?
Хотелось её встряхнуть... Показать, что жизнь не остановилась! Порой удавалось... Но чаще - нет. Кирилл как будто утаскивал ее за собой. Тот, кто даже не любил ее так, как должен был! Тот, кто её предавал.
Тенью мелькнула домработница Каримовых. Поставила перед Глебом тарелочку с нарезанным лимоном, какой-то мясной рулет и тарталетки с рыбой. Похлопала его по плечу. Глеб поднял красные, измученные глаза.
– Спасибо...
Женщина подбадривающе улыбнулась и скрылась за дверью.
Рюмка за рюмкой. Одна бутылка опустела - он открыл вторую. Знать бы, как поступить? Да только кто подскажет? Даже психотерапевт Наташи от него открестился, наверное, решив, что Глеб спятил.
Может быть, он был дерьмовым отцом. И любил Кирилла недостаточно сильно. Но он сделал все, чтобы хотя бы его понять. Узнал все о нем. Все подчистую. Глеб даже с девками его встретился - знать бы, зачем? Чтобы лишний раз убедиться, что те и близко рядом с Наташей не стояли? Что его сын променял высшей пробы бриллиант на фальшивые стразы?
Громова разрывало на части. Он не хотел сыну смерти, хотя и знал, что Наташа вряд ли будет с ним, пока тот жив... Она выберет его в любом случае. По целой сотне причин, главная из которых - ее огромное сердце и жертвенность. Бессмысленная, в их случае. Ведь даже если Кирилл придет в себя... он ничего не поймет. Ему будет все равно, кто рядом с ним. Жена, или сиделка хосписа. Время упущено. Шансов на восстановление нет. Мозг поврежден... Так на какую жизнь она себя обрекает?! А главное - зачем? Кому из них от этого будет лучше? Точно, не Кириллу. И уж тем более - не им самим. Жизнь продолжалась, а Наташа упорно цеплялась за прошлое. И ведь самое смешное и горькое... Глеб сердцем чувствовал - она не любила Кирилла. Просто вросла в него за несколько лет, проведенных вместе, привыкла... прониклась этим дурацким «и в горе, и в радости»... безропотно взвалила крест.
Глеб уснул прямо в кресле. Когда вторая бутылка горькой уже подходила к концу. Проснулся уже ближе к ночи. Во рту - мерзкий вкус, рожа - помятая. Красавец! На телефоне - тьма не отвеченных. Он даже не нашел в себе сил предупредить о том, что не появится в офисе, а теперь уже поздно. Громов оставил трубку на столе, а сам, пошатываясь, упал на диван. Все завтра...
Утром с трудом продрал глаза. Сходил в душ. Не смог заставить себя позавтракать. Снова проверил телефон. Его интересовало лишь одно сообщение.