Грешник
Шрифт:
– Давай твой торт печь. День рождения у меня, как ни как. Да и сладкое я люблю.
– Правда?
– Угу. А пианино мы твое найдем.
– Глеб...
– вскинула взгляд и осеклась, так и не присоединив к его имени привычное отчество. А он коснулся губ пальцами, заставляя замолчать.
– Все равно найду.
– Спасибо...
– прошептала в ответ, накрывая его пальцы на её щеке ладонью.
А потом они в полной тишине готовили Наполеон. В четыре руки смешивали ингредиенты, взбивали их в миске откуда-то взявшимся блендером. Тонкие коржи раскатывал сам Громов под ее удивительным и таким внимательным взглядом. Непонятно, кто и для кого пек тот торт. Но процесс нравился обоим. И было плевать, что им предстояло еще многое обсудить. Например,
Последний корж Наташа раскрошила и посыпала готовый торт.
– Ему бы постоять. Пропитаться, - первые слова, после долгого-долгого молчания.
– Пусть постоит. В холодильнике, да?
– Угу...
– А пока...
– неуверенно переступил с ноги на ногу Громов, - тебя отвезти к Кириллу?
Наташа не торопилась с ответом. Убрала в шкафчик муку. Смела со столешницы мусор и, ухватившись за край, уставилась в окно. Глеб не понимал, почему она медлила, но не торопил. Просто смотрел на нее, подперев плечом большой двух дверный холодильник. Девушка стояла в полупрофиль. Льющийся из окна свет подчеркивал ее изменившуюся фигуру. Омывал округлый живот. Так странно. Она такая тоненькая... И живот. Он волновался об этом. Как все пройдет? Не слишком ли для нее еще и беременность? Но Наташа вроде неплохо справлялась, хотя и пугала его порой. Ведь они и правда обращались в больницу еще четыре раза. С кровотечением. Вот это было настоящим испытанием. Глеб теперь как никто понимал своего свихнувшегося шефа.
– А знаете, что? Давайте сделаем выходной.
Громов сглотнул очередной ком. Но он не мог не переспросить:
– Ты уверена?
– Да. Да... Я поеду завтра. А сегодня мы отметим ваш праздник. Если у вас нет других планов...
– У меня нет.
– Хорошо. Тогда, может быть, нам стоит приготовить еще что-то кроме торта, - улыбнулась Наташа.
Он пытался отыскать в ее взгляде сомнение. Правда, пытался. Не хотел, чтобы она в угоду ему переступала через себя. Но сомнений не было. Наташа действительно решила подарить ему одному этот день. И пусть впереди неизвестность... Пусть потом, не завтра... они подчинятся чувству долга. У них будет этот день. И будет надежда.
Глава 19
Самым сложным было разобраться в том, что происходит. А может, она это сразу поняла? И сложно было смириться? Утрясти в голове? Да. Наверное, так. Она боялась. Так сильно боялась, что закрывала глаза на очевидные факты. Лежащие на поверхности факты, которые Наташа отказывалась замечать. Сделать так - признать, что твое прошлое было ошибкой, что ты обманывалась во всем. Даже в собственных чувствах. Или опять же - сама в них не веря, закрывала на то глаза.
Трусиха!
Громов пошевелился. Наташа приподняла голову, вдруг осознав, что у него, наверное, затекло все тело. Но он не позволил ей отстраниться. Накрыл затылок огромной горячей рукой, и ей ничего не оставалось, как вернуться в прежнее положение. Опустить голову на крепкую рельефную мощную грудь. Он этой грудью как стеной её отгораживал. От всего плохого, от любой боли и малейшего дискомфорта. Она не могла этого не заметить. Он постоянно был начеку. И он был всем, о чем она только мечтала. Спокойным. Волевым. Заботливым. Самодостаточным и терпеливым. Время, проведенное с ним, было самым счастливым. Наташе давно не было так хорошо. Или даже никогда не было. Так спокойно, так тихо, так... звеняще-радостно. Может быть, это неправильно! Но... ей было нужно на кого-то опираться. Ей был нужен кто-то, ради кого ей бы хотелось выбираться наружу! Тот, кто не стыдился бы её и любил такую, как она есть. Странную, нелепую, диковатую...
Кирилл таким не был. И, наверное, осознав это в какой-то момент, Наташа снова замкнулась. А дальше все только усугублялось. Их недопонимание. Её одиночество, спасаясь от которого она невольно уходила в себя, отдаляясь от мужа все дальше и
А потом это несчастье... и он. Тот, кто, подобно лакмусовой бумажке, проявил истину. Обнажил суть. Тот, в ком она увидела своего. Единственно верного. Достаточно сильного. Несгибаемого. Того, кто никогда бы не пошел на поводу у чужого мнения. Того, кто скорее бы глотку перегрыз обидчикам, чем под кого-то прогнулся. Защитник. Воин. Стена. Безусловный мужчина.
– Ты почему не спишь?
– Не спится...
Они позволили себе объятья. Ничего больше. Просто вот так... лежать рядом. Один только раз. Понимая, что за этим не последует ничего, кроме расставания. И может быть поэтому так драгоценны были эти минуты. Глеб поднял руку, погладил ее длинные волосы. И Наташа ощутила, как перекатываются его огромные мышцы под ее щекой.
Желание.
Острое, греховное, пряное...
Не дающее спать вот уже которую ночь.
Томление, природу которого Наташа тоже поняла не сразу. Её тело откликалось на Глеба. Она хотела его. Мечтала о нем. Фантазировала... Если бы он знал, что происходило в её голове, какие желания пробуждались... как бы он поступил? Почему-то Наташа была уверена, что не растерялся бы.
Улыбнулась широко. С наслаждением втянула его аромат. Что-то темное, страстное, жаркое. Мужское... Чуть сдвинула ногу и зажмурилась резко! Потому, что он был каменно тверд.
– Испугалась?
– Нет...
– шепнула, обжигая дыханием обтянутую трикотажем грудь.
Нет... не испугалась. Она горела... И жадные языки пламени лизали каждый миллиметр тела. Дыхание сбилось. Наташа понимала, что это неправильно... для кого-то неправильно, да. Но не могла отказать себе в этой малости. Ему отказать... Хотя бы так! Хотя бы просто представить, как это могло бы быть. Оставить себе хоть что-то. Урвать у судьбы маленький кусочек счастья.
Дышать им. Его касаться...
А потом... потом, да. Она поступит правильно. Отдаст всю себя, если надо, чтобы спасти Кирилла. Не бросит его и не уйдет. Потому что это неправильно. Каким бы он ни был - он был с ней. Вытаскивал после смерти матери. По-своему заботился. В конце концов, он ее муж. Пусть и не перед богом, но она давала клятву. И она любила... сильно его любила. Но совсем не так, как полагалось жене.
– Кирилл не плохой...
– прошептала она. Пальцы, поглаживающие волосы, на секунду замерли и снова возобновили движение.
– Я его совсем не знал.
– Я это поняла. Это... не от вас зависело? Правда?
– Хочешь узнать, сбежал ли я от ответственности?
– Нет. Знаю, что не сбежали бы. Просто... Не знаю, зачем спросила.
Замкнулась! Захлопнулась... В мгновение. Наверное, глупо, но такая уж она. Любое слово может поколебать уверенность. Но Глеб будто не заметил этого. Коснулся губами волос, прижал к себе чуть сильнее, прежде чем ответить:
– Ты права. Это зависело не от меня. Мне нельзя было обзаводиться семьей. Близкими. Ларка... Она на свой нос все сделала. Ну, и забеременела. А я не мог принимать участие в жизни ребенка. Даже, если бы хотел.