Грешным делом
Шрифт:
– Жрёт много. Но ты бы ты видел, как он за собой игрушки убирает, – погладил Мишка Бормана, – всё уложит и лапой примнёт, да, киска? Орднунг! Если на улице жарко, возле холодильника спит, заморозки – он тапочки в коридоре греет. Не кот, а метеобюро!
– Книжки читает по -немецки? – Поинтересовался я.
Мы с ним любили иногда поиграть в такой пинг-понг без шариков.
– Нет, только газеты. – Серьёзно ответил Мишка. – Честно! Вчера прихожу, он «Советский спорт» в комнате листает.
– Давай у него спросим, на каком стадионе «Рейнбоу» в Лондоне играли, может, он в курсе? – Спросил я.
– Это вряд ли. В «Спорте» музыкальную колонку не печатают, – не остался в долгу Мишка, наливая себе из бидона.
От пива мы с ним уже пришли в то чудесное расположение духа, когда перлы сыплются, как из рога изобилия, а рот не перестаёт закрываться.
– Ладно, где эта сосиска баварская? Давай её сюда! – Сказал я, имея в виду кота.
Но Мишка кота не позвал, а окинув критическим взглядом наш продуктовый гандикап, состоящий из пустого бидона и распластанной на газете вяленой рыбой, начал вдруг подниматься:
– Фора в виде сосисок не помешала бы, конечно, – сказал он. – Пойду, загляну в холодильник.
Пока Мишка ходил за едой, я встал и подошёл к окну, чтобы посмотреть, как опускается на землю мокрый снег, лакируя стволы деревьев и оторачивая белыми полосками заячьего меха чёрные, как изнаночная саржа поверхности луж. Гроздья рябины, накрытые сверху выбеленными пуховыми шапочками, качались на ветру, будто сестрицы на выданье. Сбросившие листву голые берёзы, дирижировавшие ветками не в такт революционной музыке, предупреждали своим видом, как неприглядно будет выглядеть чёрное и белое в твоей душе к моменту, когда в твоей жизни начнётся этап осени.
Кусты боярышника, не успевшие ещё избавиться от зелени, тащили на своих листьях груз мокрого снега, вызывая у любого, кто хоть мельком взглянул на них ощущение, что ты и сам держишься из последних сил. Возле края дороги, там, где снег растаял от соприкосновения с бордюрным камнем, чернел пласт спрессованной осадками листвы, взглянув на который прохожий непроизвольно отводил взгляд, словно от вида чего –то несъедобного, а тот, кто смотрел на это из окна с бутербродом в одной руке и стаканом пива в другой, ликовал, что он сейчас не на улице, где мокро и слякотно, а дома, где ему хорошо и уютно.
–Какого ты шаришь тут, Минь? – Донёсся вдруг из кухни крик Хомяковской матери: – Вам пожрать негде? Праздников ещё два дня ещё, а холодильник уже пустой!
– Я куплю, мам…
– Где ты купишь? Ты что с директором универмага что –ли спишь?
– А она – баба?!
– Да вот бы узнать!
– Хорошая мысль, однако…
Дальше на кухне началась какая -то суета, затем Мишкино чмоканье и голос тёти Али: «Да уйди, сатана!..». Мишкино ласковое бормотание. Голос Тёти Али: «Ага, дождёшься от тебя шпика к обеду!» потом смех, снова чмоканье, шарканье ног в тапочках и стук ножа о доску. Ещё через пару секунд в дверях появился Мишка с разделочной доской в руке.
– Телячьи нежности, – объявил он, аккуратно втискивая фанеру с колбасной нарезкой между воблой, пивом и сигаретной россыпью.
– Ты с работы ещё не уволился? – Спросил я его.
– Думаю над этим, – тактично ушёл от ответа Микки.
– Правильно…
В дверях послышалось мяуканье.
– Борман, кис, кис! – Когда кот подошёл ближе, Хомяков сунул ему под нос пластинку колбасы. Кот понюхал и, обиженно мотнув головой, отвернулся. Микки поднял кота за шкирку и с возмущённым видом поднёс его к лицу:
– Колбасой нашей брезгуешь, диверсант немецкий!
Решив вырваться, кот, изогнувшись, нечаянно царапнул Мишку лапой по лицу.
– Псих уберессен! – Переврав фразу из немецкого, скривился от боли Мишка, бросая кота на пол. Подойдя к зеркалу, он начал рассматривать царапину.
– Ну –ка, покажи! –Подошёл я к нему.
Он повернулся. На верхней скуле под глазом у Мишки краснела царапина, вспухшая по краям.
– Да, ещё б чуть –чуть и ты бы был, как Айсман без глаза! Ты бы поосторожней с ним! Вдруг твой Борман хочет организовать тут свой Кошачий Рейх?
– Да куда ему! – Отмахнулся Микки, глянув на кота, испуганно таращившегося на него из дверей:
– Чего? – Спросил он кота. Кот промолчал, замерев в напряжённой, готовой к прыжку позе, не отводя от Мишки жёлтых глаз.
– Гляди, как смотрит! –Сказал я. – Ты бы на всякий случай, Миш, не давал ему жрать так много, а то он ещё немного вырастет и приучит тебя спать на коврике!
– Хрен он у меня больше вкусненького получит, – показал Мишка коту кулак.
Кот, равнодушно глянув на кулак, облизнулся, ушёл за косяк, лёг там и начал дремать. Помазав ранку одеколоном, Микки подошёл к магнитофону и опять включил на воспроизведение.
– Слушай, а какие вообще есть стадионы в Лондоне? – Спросил он вдруг меня, убрав звук.
– Э-э-э…Сейчас, дай подумать, – сделал я умное лицо.
Мишка, сходив за дверь, подобрал опять с пола кота, сел на кресло и начал его гладить.
– Ну?
– Дай вспомнить, – огрызнулся я.
– Так быстрее вспомнишь, – пообещал Мишка, беря кота за лапы и целясь в меня из него, как из автомата.
– Ты главное на курок ему не жми, а то мы оба тут застрелимся! –Сказал я.
Поржав от души, мы с Микки сделали музыку громче.
– Как ты дмаешь, Ва снимет это гитарное соло? – Спросил он меня, убирая в какой –то момент слегка звук.
Ва – было прозвище нашего гитариста Вадика Жировских. На гитаре он играл примерно также, как рапирист на арфе, когда за ней прячется противник. Музыкального образования у Ва не было. Также, как и все мы, он был просто участником самодеятельности, а точнее ритм -гитаристом нашего вокально –инструментального ансамбля «Башенные краны», который существовал ныне под эгидой строительной компании «Наукоградстрой».