Грезы Афродиты
Шрифт:
— А тот, кто фото делал? Почему он не займется этим? — не могла побороть свои страхи Эмили.
— Флетчер? Во-первых, он просто фотограф, во-вторых, его не пускают в клуб. Он лишь узнал тебя и проследил до дома.
— Просто… — Эмили посмотрела на остывшую чашку кофе. — Я, вероятно, больше не смогу туда пойти, мэм.
— Ты видела своих коллег? — перевела тему Лукреция.
— К чему вы это?
Та задумчиво взглянула в окно.
— А ты присмотрись. Безвольные овощи, покорно плывущие по реке жизни… Без перспектив, без амбиций. Приходят, пишут, уходят. — Взгляд
Лукреция расстроенно открыла ящик стола и, достав оттуда бальзам, жадно отпила половину.
— Но ты не такая… — сделав еще глоток, Лукреция, морщась, закрутила крышку. — Иди думай. Пройдись, если надо. К вечеру жду верное решение.
— Мне же работать надо, некогда гулять.
— Пироги твои никуда не убегут. А там, Уайт, там судьбы ломаются. И в твоих силах этому помешать. — Лукреция устало потушила сигарету. — Судьбы, понимаешь?
Эмили вновь посмотрела на холодную чашку с бразильским кофе и, неуверенно кивнув, пошла на выход.
— Не такая ты. Запомни эти слова, Уайт, — вдогонку крикнула Лукреция и, услышав стук закрывшейся двери, подошла к окну. С новой надеждой улыбнулась сбежавшему из плена туч солнцу и опять закурила.
Тьма на полотне буквально окутывала, всасывала в себя тлеющие огоньки надежды, что из последних сил пытались сохранить свое яркое пламя на темно-синем небосклоне, и грозными волнами разбивала их о пустоту. Билл, словно статуя, окруженная белыми стенами, стоял у главной экспозиции Музея современных искусств и упирался взглядом в «Звездную ночь» Ван Гога.
— Может, все-таки на Анну обратишь внимание? — К Биллу подошла его мать — Анжелика Свифт. Ухоженная и элегантная леди пятидесяти пяти лет с короткой русой стрижкой. В вечернем зеленом платье с разрезом, красиво обрамляющим ее длинные ноги, она встала рядом и, недовольно посмотрев на картину, пригубила из фужера шампанское.
— Не до нее, — пробурчал Билл, продолжая всматриваться в отражение своей души.
— А я говорю, взял и подошел к ней. Не для того отец устраивал это мероприятие, чтобы ты тут мазню разглядывал.
— Это Ван Гог.
— Отца не подводи, я сказала.
Нельзя сказать, что Билл не любил семью, наоборот, он очень тепло относился и к матери, что всегда холила и лелеяла его, и к отцу, давшему все — статус, деньги, возможности, покровительство. Но свободу… свободу он любил еще больше и наотрез отказывался принимать участие в этой его политической игре, ставкой в которой было место в нижней палате Конгресса. К слову, и Анна не была ему отвратительна, наоборот — женственная, умная, аристократичная блондинка. Немного худощавая, высокая, с длинным, как ему казалось, носом, но в ее случае этот изъян
— Нет, — холодно ответил матери Билл.
Его душа и сердце сейчас неистово страдали. Чувство вины, казалось, уже вросло в душу, а понимание того, что он, вероятно, навсегда потерял Эмили, разрушало и погружало в депрессию.
— Чува-а-а-а-ак! — В беседу вмешался давно знакомый Биллу мелодичный голос. — Миссис Свифт, — положив руку на сердце, поклонился известный в своих кругах рэпер — чернокожий парень небольшого роста с африканскими косичками, что сильно напоминали засохший на грядке зеленый лук.
— Пипи? — удивился Билл и тут же отбил доброму другу пятюню. — Ты чего тут забыл?
— Пипи, рада тебя видеть, — влезла Анжелика. — Может, хоть у тебя получится его убедить? Анна ведь и правда хорошая партия для него.
— Чу за Анна, бро? И чу я не в теме? — Пипи поддернул спадающие джинсы с висячей до колен мотней.
— МАМ, — тут же повысил голос Билл.
— Ухожу-ухожу, — махнула рукой Анжелика. — Пипи, прошу, повлияй, — не унимаясь, кивнула она.
— Ща Пипи въедет в тему, миссис Свифт. Альфа-бро ему все обрисует. — Рэпер скрестил руки и растопырил пальцы с крупными перстнями, а когда проводил взглядом уходящую Анжелику, повернулся к Биллу.
— Ты от темы не уходи. Что тут забыл?
— Ты чу? Пипи — знатный искусствовед! Не обижай черного бро, это подло… — Пипи сделал обиженную мину и горделиво задрал подбородок.
— Сколько ты опять проиграл? — зная лучшего друга как облупленного, спросил Билл.
— Ну чу ты сразу начинаешь? Это были стратегические поддавки.
— Словарь, что ли, купил?
— Вот не надо снова обижать черного бро. Я птица гордая! Могу и клюнуть, — театрально возмутился Пипи. — Двадцать штук, чуви, отдам через месяц.
— Отдашь, как будут. — Билл потянулся в карман, а затем прямо на стене выписал чек.
— Пипи не забудет, бро. — Рэпер дружески похлопал Билла по плечу. — Слышь? Пипи все помнит! Ну так чу? Чу за Анна? Чу с цыпой не то?
— Пройдемся.
Друзья быстро отошли от посторонних ушей и остановились в сквозном переходе. Подавленный Билл оперся на перила со стеклянными вставками и с высоты пятого этажа уставился вниз.
— Все плохо, Пипи. — Голос Билла звучал неестественно для него — дрожа. — Все просто хреново…
— Бро, а ну давай выкладывай, чу там с тобой. Пипи ща порешает. Кто наехал? — Рэпер выпрямился и отработал двоечку в воздух.
— Да если бы… — Билл тяжело вздохнул. — Понимаешь, у меня выбора не было. И теперь она думает, что я сволочь. — Он продолжал смотреть вниз. — Не отвечает на звонки. Игнорирует.
— Ни хера не понял. Чу за выбор? Кто гасится? Давай весь расклад, чуви.
Пипи, делая умное лицо, уже пятую минуту стоял и вдумчиво кивал. Периодически почесывая волосинки, которые он гордо называл бородой, рэпер старался как можно детальнее вникнуть в полный боли и сожаления рассказ Билла.