Грезы Афродиты
Шрифт:
— Глупости, — резко перебила Лукреция.
— Эрик так не думает, — вырвалось у Эмили.
— Эрик, значит… Эрик… — Лукреция задумалась. — Это тот блондин-соплежуй, что ли? В нем все дело?
— Н-н-нет. Или… Не знаю я, мэм! Не знаю я, в чем дело! Я просто не могу так! Не могу больше, и все! — сорвалась Эмили.
— Присядь, Уайт, — заботливо сказала Лукреция и подошла к ней. — Рассказывай.
— Что мне вам рассказывать-то?
— Все, Уайт. Все…
Часы показывали полседьмого,
— Я уснуть теперь не могу, в холодном поту просыпаюсь. Я хочу все это забыть, понимаете? — Она закончила свой рассказ и посмотрела на Лукрецию. — Просто забыть.
— Прости за честность, я правда сочувствую тебе, но ты этого не забудешь. Никогда не забудешь. Как и того, что струсила. — Лукреция отошла к окну. — А ведь ты — ты, Уайт, — возможно, для кого-то последняя надежда. Вот возьми свою Мэй. Она разве не заслужила спасения? Она ведь положилась на тебя, доверилась, а ты? Что с ней теперь будет? Что будет с другими? Сколько, Уайт, еще людей станут жертвами этой гнили?!
— Я не смогу ей помочь. — Эмили виновато посмотрела на Лукрецию. — Понимаете? Ну не могу я там никому помочь!
— Если бы не могла, то тут бы не сидела. Или ты думаешь, мне больше делать нечего, как время с тобой терять? Выслушивать нытье и вытирать слюни закапывающей свой потенциал, талантливой и дерзкой журналистки?
— Дерзкой?
— Да я даже по пальцам одной руки не смогу пересчитать тех, кто бы решился на то, что ты, Уайт, уже там сделала. В этой редакции их нет! Понимаешь, нет тут таких. А я уже в возрасте… — Лукреция грустно вздохнула. — Не могу.
— А как же репутация?
— Хах-ха-ха-ха. — Лукреция разразилась звонким смехом. — В настоящей журналистике репутация всегда плохая, Уайт. Потому что настоящий журналист всегда пишет правду, идет ради этой правды на все. Не качество текста и речи определяет его уровень, а то, на что он готов пойти, чтобы раскрыть миру правду. Вот кто такой настоящий журналист, — хлопнув по столу, сказала Лукреция. — Именно в тебе я и вижу сейчас этого журналиста — себя.
— Я не хочу так… становиться шлюхой.
— Шлюхой? Ты мне скажи, Уайт, а кому какое дело, сколько у тебя было мужчин? С чего ты взяла вообще, что женщина не имеет права на удовлетворение? Кто вообще тебе такое сказал, что сексом надо заниматься только с тем, с кем ты под венец собралась?
— Никто… Просто я уважаю себя и не могу с первым встречным. Для меня важно без стыда смотреть в глаза тому, с кем захочу провести жизнь.
— А он без стыда будет смотреть тебе в глаза? Или ты думаешь, что мужики так же думают, как ты? — покачала головой Лукреция. — И почему ты, Уайт, так себя принижаешь?
— Потому что я такая!
—
— Он не мой.
— Не твой? Но ты ведь ради него хочешь угробить свою карьеру.
— Не ради него.
— А если потом он уйдет, найдет кого-нибудь… Все они находят. — Лукреция печально вздохнула. — И что потом? Что ты делать будешь потом? Искать нового? А кто сказал, что он не поступит так же? А потом к сорока годам останешься сидеть с кошками и вязать свитера, так и не добившись в жизни ничего?
«Да почему мне все сильнее кажется, что они с Жюстин правы? Это ведь на самом деле мой шанс», — поймала себя на мысли Эмили.
— Ты проклинать себя потом будешь и этот день, когда могла, но, поджав хвост, убежала, — убедительно продолжила Лукреция.
— Я просто не хочу, чтобы Эрик знал… по крайней мере пока… пока я не придумаю, как ему это сказать, если вообще решусь, — неуверенно произнесла Эмили.
— Не узнает. Переведу тебя на удаленку. Ни одна душа не будет знать, чем ты занимаешься.
— Мне еще деньги понадобятся. Я и так… — Эмили посмотрела на Лукрецию. — Вся в долгах теперь.
— Считай этот вопрос решенным, — уверенно сказала Лукреция. — Что-то еще, Эмили?
Услышав свое имя в этом кабинете, та невольно вздрогнула и приятно удивилась.
— А почему именно этот клуб? Почему вы в него вцепились? — чувствуя, как страх начал уходить, спросила Эмили.
В кабинете снова воцарилась тишина. Лукреция резко отошла от Эмили и грустно уставилась в окно.
— Он убил мою сестру, — холодно произнесла она.
— Как? Кто убил? — моментально засуетилась Эмили.
— Блэквуд.
— Поч… почему вы сразу-то не сказали?
— Что бы это изменило? Доказательств у меня нет, только ее записки. — Лукреция тяжело вздохнула. — Я их нашла недавно, решила отдать в приют вещи… расстаться с прошлым… Хранила на чердаке. — Она сделала паузу. — Рассталась…
— А в полицию почему не пошли?!
— Да ходила я! Ходила! — закричала Лукреция, обернувшись. — Они мне сроком за клевету пригрозили и посоветовали заткнуться.
— И вы хотите отомстить ему, разрушив его репутацию и клуб?
— Это все, что я могу.
— А как же спасение людей? Вы наврали, да?
— Нет, Эмили… Не наврала. Просто для меня это не главное, а вот для тебя — да. Ты ведь не стала бы мне помогать из-за сестры.
— А?
— Вот и я про это. Просто сделай свою работу. А я тебе все для этого дам. — Лукреция отошла от окна и грустно опустилась в кресло.
Эмили в первый раз увидела Лукрецию такой. Подавленной, изможденной, беспомощной женщиной, что так умело скрывалась под маской ведьмы.