Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции
Шрифт:
Вторым обстоятельством, отрицательно влияющим на положение профсоюзов в производстве, стало, по словам Зиновьева, их «обезлюдение». «Мы прекрасно знаем, — продолжил он, — что если бы завтра события повернулись в другую сторону так, что нам целиком пришлось бы налечь на фронт, нам снова придется налечь на профсоюзы, снова придется требовать, чтобы они дали новые силы на фронт.
У нас профсоюзы обслуживаются очень маленьким количеством сил. Например, в петроградском Союзе металлистов — в союзе далеко не маленьком, не имеется председателя потому, что нет людей. В целом ряде
Я говорю, что это обстоятельство также приводит к тому, что можно считать известным кризисом рабочего движения.
Если мы вынуждены отнять самое ценное, необходимое и отправить на фронт, если мы вынуждены оставить Союз металлистов без председателя, то, естественно, что это влечет ряд известных последствий. Таким образом, известный кризис — не какой-нибудь катастрофический, но вытекающий из данной полосы гражданской войны и рабочего движения, профессионального движения действительно переживаем».
И сразу же оговорился: «На конференции у вас был разговор о том, что производственная роль профсоюзов недостаточно ярко очерчена, и некоторые товарищи видят в этом основу кризиса, а вовсе не в тех двух причинах, на которые я указал выше. Мне сдается, что этот взгляд неверен. Если есть кризис, то он есть результат этих гигантских обеих объективных причин, которые важнее того, что можно назвать неопределенностью самой роли профсоюзов. Я не хочу сказать, что мы, партия, сказали последнее слово относительно роли профсоюзов. Это такая область, в которой нам придется шаг за шагом вырабатывать свою позицию, но в основе партия на этот счет дала достаточно полную формулировку».
Обрисовав исключительно собственное видение проблемы, Зиновьев постарался увести участников заседания комфракции подальше от поиска формулы роли профсоюзов в производстве как дела пустого. «Наша беда, — продолжил он, -не в том, что партийный съезд на этот счет не дал формулы о производственной роли профсоюзов. Эта формула дана. Наша беда в том, что объективные условия, два важнейших объективных условия, на которые я указал, помешали нам даже одну сотую часть этой формулы претворить в жизнь... Благодаря тому, что условия мешали нам приступить к выполнению этой формулы, она еще не выполнена. Нам было не до того, чтобы профсоюзы организовывали свои ячейки, когда из заводских комитетов мы должны были отсылать людей на фронт».
Так тема все еще продолжавшейся гражданской войны стала лейтмотивом, пронизавшим весь доклад Зиновьева. Главным, если не единственным объяснением тех чрезвычайных мер, от которых партия непременно откажется с наступлением мира.
Григорий Евсеевич вновь и вновь возвращался к негативной, хотя и вынужденной стороне деятельности профсоюзов. Ну, а делал же это резче, злее, нежели руководители ВЦСПС, выступившие до него.
«Кто из нас, — с горечью вопрошал он, — не зарекался от ареста, не застрахован от репрессий не только в тех случаях, когда цело идет о трудящихся? И вместо того, чтобы объяснять, считаем возможным прибегать к репрессиям. Мы видим, как вместо того, чтобы объяснять, чаще арестовываем. Никто из нас не заикается об арестах и репрессиях...
Надо десять раз подумать, прежде чем арестовывать, а у нас десять раз арестовывают вместо того, чтобы десять раз подумать, и ссылаются на милитаризацию. Мы думаем, что так продолжать нельзя».
Милитаризацию труда Зиновьев помянул далеко не случайно. Хотя о ней речь шла и в резолюции IX съезда РКП, Григорий Евсеевич отнесся к ней двояко. То защищал ее, то решительно отвергал. Утверждал: «Наша нормальная работа является работой по-военному... Если нам будет дано войти в полосу мирного строительства, то нашим девизом по мирному строительству будет — вести работу по-военному. То есть вести работу с наибольшей точностью, исполнительностью. Это должно остаться. То, что у нас есть нового, то должно рассматриваться как нарушение этой перспективы».
Однако несколько позже дал иную оценку пресловутой милитаризации.
«Если вы следите, — объяснял Зиновьев, — за белогвардейской печатью эсеров и меньшевиков, вы можете увидеть очень характерную ноту. Эти господа пишут: “Да, во время войны, когда прижим стал необходим и ясен, тогда интеллигенция и рабочие мирятся с большевистским режимом. Но когда война кончится и все войдет в более нормальную обстановку, рабочие не станут мириться с этим режимом и сметут его”. Главная их надежда на том и построена.
Конечно, господа меньшевики ошибаются, потому что мы не так глупы, чтобы в полосу, когда войны нет, вести дело теми же самыми методами, как во время войны (выделено мной — Ю. Ж. )». И чтобы усилить свою мысль, повторил: «Если бы наша партия стала навсегда, то есть после войны, после всех этих трудностей применять упрощенные методы, как их теперь понимают, если бы мы думали, что при помощи того обруча можно бороться против развала, это было бы роковой ошибкой. Рабочие нас бы скинули и были бы правы».
Но тут же поспешил дать и несколько иную оценку применяемым мерам. Мол, обруч «нужен, и всегда нужен, когда все расползается по швам... Но если кто-либо вообразил, что основной метод коммунистической партии — это щипцы и обруч и вообще хирургия, и что никаких (иных) способов нет, тот глубоко заблуждается».
Покончив с вопросом милитаризации труда, так и не сказав, что же с ним будет в мирную эпоху, Зиновьев перешел к не менее важной, злободневной теме — огосударствлению профсоюзов. Вот тут-то ему потребовался весь многолетний опыт оратора-полемиста. Способность убедительно опровергать противника, прямо не называя его. Но говорить так, чтобы все слушатели поняли — речь идет о сидевшем тут же, в зале, Троцком, и ни о ком ином.
«Вы знаете, — все же добавил Зиновьев, — в воздухе есть такая мысль, что с одной стороны профсоюзам дать большую производственную роль, даже поручить им железные дороги, что очень похоже на синдикализм. И в то же время прибавляют: для того, чтобы это сделать, приди в любое милитаризированное учреждение, я отниму у тебя избирательные права, разгоню все органы комитета (союза — Ю. Ж. ), а потом, когда я признаю тебя достойным, я начну по чайной ложке возвращать тебе эти права».