Гринвичский меридиан
Шрифт:
— Не смей так разговаривать с отцом, — сказал он строго, но я почувствовала, что злость уже уползла назад и растворилась в его добром сердце. — Зачем ты подстриглась? Черт те что творишь! Ты стала похожа на чернявого Гавроша.
Он тут же спохватился и буркнул:
— Извини.
Скривившись, я махнула рукой:
— Ничего. Это все уже так далеко…
Отец посмотрел на дверь, за которую увели Пола:
— Это он помог?
Мне даже стало весело: "Бедный папа! Знал бы ты, как все обстоит на самом деле!"
— Он замечательный,
— Как, говоришь, его зовут?
— Мистер Бартон. Пол.
Отец фыркнул и дернул щекой:
— Смешное имя. Человек-пол.
— Только попробуй сказать ему это!
— Но-но! Не забывайся… Он хотя бы не женат?
Я вспомнила слова Пола и повторила их, подражая его акценту:
— Он ничей не муж.
— И то хорошо, — отозвался отец. — Но ты особенно на него не рассчитывай. Если он до сих пор не женился, то с какой стати ему делать это теперь? Хотя у них там, на Западе, сейчас мода на русских жен. Особенно, как раз, в Англии.
— Ты изучал этот вопрос? — невинно поинтересовалась я.
Отец засмеялся, и родинка на его щеке задрожала. Вместо пяти маленьких у него была одна большая.
— Я иногда читаю газеты. Возьми на тумбочке, все равно ведь будешь ждать его. А мне работать надо.
Но мне совсем не хотелось читать. То, о чем могли сообщить газеты, существовало где-то в другом мире, настолько сейчас от меня далеком, что наивно было даже пытаться его разглядеть. Я залезла на подоконник, не обращая внимания на то, что ворчит отец по поводу девочек, которые считают себя взрослыми для кое-каких отношений, а сами еще дуры дурами. Заросли старых берез под окнами больницы подернулись золотистой дымкой, и в этом чувствовалась какая-то грусть, хотя листы так и светились на солнце. Я смотрела на них и пыталась представить, что творится в душе человека, когда увядание так же заметно касается его тела. Он еще улыбается и радуется жизни, а внутри него, наверное, нарастает паника от того, как мало этой самой жизни осталось. Может, этот страх и подталкивает к столь безумным поступкам, как то, что совершил сегодня Пол? Мне хотелось нарисовать пережитую с ним фантасмагорию, но я боялась, что у меня ничего не получится. Я по-прежнему всего боялась… Вот только не в тот момент, когда Пол прижимал мою голову к своей груди.
Когда вернулся заново перевязанный, сияющий от радости, что все кончилось, мистер Бартон, отец поднялся из-за стола, выдавил улыбку и радушно пригласил:
— Ждем вас в воскресенье на обед. Свою сестру позову вам на подмогу, она хорошо знает английский… Очень рад был познакомиться.
И стало заметно, что Пол еле удержал свой излюбленный возглас.
Глава 3
У него оказался всего один чемодан. Большой и солидный, как сам Пол, когда он наконец надел нормальные брюки. Я не сумела скрыть удивления:
— Только один?
— Зачем два? — в свою очередь удивился Пол.
— И вам хватает этих вещей? Я думала, иностранцы таскают за собой весь
— Я могу купить здесь. Я слышал, в вашем городе есть английский магазин. Я люблю путешествовать налегке.
— Вы — состоятельный человек, мистер Бартон? — спросила я и только потом спохватилась, что это, наверное, бестактный вопрос.
У него напряженно растянулись губы, и я решила, что ответа не будет. Но Пол произнес, проверяя замки чемодана, хотя уже сделал это минуту назад:
— Когда я был молодым, я заработал много денег. А потом долго… не хотел их. Теперь могу пользоваться.
— Ладно, больше ни о чем не спрашиваю, — заверила я. — Давайте мне чемодан, вам самому бы дойти. Когда поправитесь, отработаете.
— Тяжелый, — предупредил он.
— Вас же я дотащила! А вы тоже не из легких.
— Надо позвать портье. Это его работа.
— Но ему придется платить, — возразила я. — А я донесу бесплатно. Где же ваш английский прагматизм?
— У меня есть деньги, — гордо заявил он.
— Ну и прекрасно! Купим на ужин бутылку вина.
— О! — обрадовался Пол. — В чемодане есть виски.
— А вы все-таки прагматик! И здесь сэкономили.
Пол обиделся:
— Я сам купил.
— Я шучу, мистер Бартон! Это такая шутка.
— У меня есть чувство юмора, — заявил он с еще большим достоинством и в подтверждение улыбнулся.
— Конечно. Английское.
По его лбу разбежались галочки — он не понял, в чем подвох.
— Пойдемте, Юра заждался. Он все-таки не таксист.
Даже упоминание о моем соседе заставляло Бартона морщиться. И все же, выйдя из номера, Пол спросил:
— А кто он… вам?
— Один из моих работодателей, — ответила я не совсем всерьез. — Я выгуливаю его собаку.
— Зачем собака, если нет времени гулять?
— Чтобы дом охраняла. Вы, может, не знаете, что у нас разгул преступности?
Он радостно заверил:
— Знаю! У меня была еще маленькая сумка. Ее… как это? Стащили. В Москве.
— И вы не улетели назад?
— О, я знал, что в России все воруют, — невозмутимо сказал он. — Это весь мир знает.
— Что-что, а это о нас знает весь мир…
— В Италии тоже все воруют, — утешил Пол и взмолился: — Не так быстро, Тамара! Вы так бежите с моим чемоданом…
Я на ходу призналась:
— Меня время поджимает. В шесть часов ко мне приведут ребенка. Девочку. Я с ней нянчусь, когда родители ужинают в ресторане. Я раньше и не подозревала, что некоторые люди ходят в ресторан так часто.
Пол разочарованно пробормотал:
— Я думал, мы будем пить виски….
— Будем! Мы будем пьянствовать с вами всю ночь.
Он сразу воспрял духом, и голос его прозвучал так вкрадчиво, словно я пообещала невесть что:
— О, всю ночь…
— Мистер Бартон, вы правильно поняли слово "пьянствовать"?
— Пить виски? — уточнил он.
— Ну да, слава Богу.
— Богу не нравится, когда пьют виски. Я — католик, — вдруг застенчиво признался Пол.