Гробовщик. Дилогия
Шрифт:
– И как же мне быть? – не выдержал он, наконец.
– Вот чтобы ты без меня делал? – усмехнулся Михалыч. – Ладно, сведу тебя с человеком, который поможет тебе решить эту проблему. Про Щеглова слыхал?
– Как не слыхать. Сидит под реактором, как паук. С той разницей, что паук всякую мерзость изничтожает, а Щеглов наоборот – плодит, да наружу выпускает. У меня добрая половина потерь по вине его зверушек. Я как-то, когда ещё только Южным лагерем командовал, пытался на него выйти, скоординировать действия, то, сё. Так ещё только думал, как половчее это
– Ой ли! – хохотнул Михалыч.
– Вот, как на духу, – Киров для убедительности, приложил ладонь к груди. Врал, естественно. Семнадцать человек он отправил на верную смерть, пытаясь разнюхать, что же происходит в районе реактора.
– Ладно, – махнул рукой Михалыч. – Это всё дела прошлые. Нынче Щеглов сам с тобой свяжется.
– Это с какого перепуга?
– Вот именно – с перепуга, – собеседник Кирова отставил рюмку в сторону, откинулся в кресле и ослабил галстук на жирной шее. – Про попытку путча в курсе?
Полковник кивнул. Он подобрался, чувствуя, что разговор переходит к сути. Взгляд его утратил хмельную расфокусированность. Стал снова чётким и ясным.
– По мимо всего, путчисты пытались и Щеглова на свою сторону переманить. Представляешь, чего могли его зверушки той ночью в столице натворить? Он, правда, отказался, но внимание на себя обратил. И вдруг оказалось, что его толком никто последние годы не контролировал.
– Как так? – удивился Киров. – А кто ж тогда финансирование ему выделял?
– На дела под грифом «четыре икса» деньги дают в первую очередь и без каких-либо вопросов. Подробности же знают единицы. Не знаю точно, как получилось, но каждый из имеющих допуск, думал, что курирует эту тему другой. Но не в этом суть. Важно то, что теперь создано что-то вроде ревизионной группы, которая должна в той конторе каждый угол обнюхать, вынести постановление о целесообразности и так далее. Вот Щеглов и хочет к их приезду провести что-то вроде демонстрации или полевых учений. И ему твоя ситуация, как нельзя кстати.
Полковник задумался.
– А спишем потом как? – спросил он после паузы.
– Зона, – развел руками Михалыч. – Массовое помешательство погнало местную погань на блокпосты. Или, может, излучение, какое неизвестное. Очкарики сами придумают. Без нас.
– А что будет, если эта, как ты её называешь, «погань», не остановится и дальше попрёт?
– Тебе что за печаль? За это уже не ты, а Щеглов отвечать будет. Правда он заверяет, что зверушки у него ручные. С полуслова его слушаются.
– Надо будет подстраховаться, – задумчиво сказал Киров. – На каждой точке подобрать по надёжному человечку. Или по паре. Чтобы они потом, когда твари уйдут, проконтролировали блокпосты на предмет «сотых».
– Вот за что я тебя уважаю, так это за умение держать удар, – хлопнул его по плечу
Он посмотрел на часы блеснувшие золотой искрой на запястье и хлопнул себя по коленям:
– Засиделись мы с тобой, – Михалыч поднялся из кресла и потянулся. – Короче, дня через три жди в гости Щеглова. Утрясёшь с ним детали: время, место, направление ударов. С ним техники прибудут. Камеры наблюдения на столбах монтировать. И в лагерях и на блокпостах. Проконтролируй, чтобы языками не трепали.
– Камеры-то зачем? – не понял Киров.
– А как проверяющим оценить пригодность подопечных Щеглова? По зоне за ними бегать? – засмеялся Михалыч. – Вот он и решил для высокого начальства кино смонтировать. На основе реальных боевых действий.
Он протянул полковнику руку и тот встал и крепко её пожал.
– Ну, будь здоров!
С этими словами приятель Кирова двинулся к двери из кабинета.
– На всё про всё у тебя дней десять. Так что не тяни, – говорил он на ходу, поправляя галстук на шее.
Киров шёл следом, не решаясь задать главный вопрос.
– Михалыч, – наконец набрался он храбрости. – А что потом? Со мной, что потом?
Его приятель остановился, медленно обернулся.
– От тебя зависит, – сказал жёстко он. – Если всё исполнишь – будешь жить. Обещаю. Если обгадишься, кому-то придётся за всё ответить. Вот и отдадим тогда Тревальяну твою голову на блюде. Он давно на тебя зуб точит. Еще с тех пор, как ты его в тендере на разработку ПДА прокинул.
– Да разве же это я тогда по тендеру решал? – возмутился Киров. – Это…
– Я знаю, кто решал, – перебил его Михалыч. – А вот Тревальяну об этом знать не обязательно. Короче, тебе всё понятно?
– Передай там, что я крепко постараюсь, – пообещал полковник.
– Постарайся. Постарайся, дорогой, – сказал Михалыч и вышел, закрыв за собой дверь.
– И что было дальше? – спросил Кораблёв.
– А что могло быть? – пожал я плечами. – Я ушёл. Они остались.
Вечерело. Мы сидели на дебаркадере, свесив, по традиции, ноги за борт.
Уголёк окурка опасно подобрался к пальцам. Я бросил его в воду.
– Знаешь что? Переселяйтесь пока ко мне. Временно, – сказал учёный. – Это я к тому, что эти твари, прежде, чем до Западного Лагеря доберутся… В общем, мимо твоей деревеньки не пройдут. А там дети. Чем отбиваться думаешь?
– Меня не минуют, а тебя, значит, пожалеют?
Учёный усмехнулся.
– Помнишь, артефакт у меня на втором этаже? Я с ним немного повозился, короче, если его правильно настроить, то дебаркадер со всем содержимым становится как бы призрачным. Мало того, что невидимым, так даже если наткнёшься – насквозь пройдёшь, и ничего не почувствуешь. Я назвал эту штуку – «Летучий голландец». Красиво? Так что на время всех этих пертурбаций лучше этого места, – он похлопал по деревянной палубе. – во всей Зоне не сыщешь.