Гробовщик. Дилогия
Шрифт:
– Знатная зверюга, – хохотнул Гога. Это он про меня. – Идти-то хоть сможет? Неохота такого борова на спине волочь.
Вопрос был адресован Кораблёву.
– Сможет, только медленно. И недалеко, – ответил тот и пояснил. – У него одна нога короче другой.
Баркас молча сплюнул. Дюшес поморщился.
– Могу подбросить, – сказал Кораблёв, кивая на подводу. – Только помогите загрузиться.
Только теперь я увидел у недалёкой сосны уложенные друг на дружку пять прямоугольных ящиков защитного зелёного цвета.
– Сам
Гога ножом разрезал верёвки на моих ногах. На руках же, связанных за спиной, затянул потуже. Потом толкнул в спину:
– Топай, комбикорм.
Я послушно захромал по тропинке. «Камуфляжные» двинулись следом. В просветах между деревьями были видны контуры пятиэтажек. Сзади скрипела телега, в которую Кораблёв, сопя и чертыхаясь, грузил тяжёлые ящики.
Проход по мёртвому городу занял около часа.
Ну что сказать о впечатлениях?
Серые, почти руины, выбитые стёкла, мусор. И изо всех трещин в асфальте, из щелей и ниш – кусты, молодые деревья или жесткая, как щетина алкаша, трава.
Сопровождающие мои шли молча. Двое, Дюшес и Баркас, по бокам, Гога – замыкающий. Шли по вешкам, поэтому никто особо не нервничал. Две «спящие» Жарки и огромная «Колючая» лужа были пройдены, будто их и не было. В нужный момент меня просто брали за шиворот и толчком задавали новое направление. Я немного забеспокоился, когда из-за угла того, что раньше было «Гастрономом», выплыла блуждающая «Карусель». Но приборчики ПДА на запястьях конвоиров дружно возопили, и мы сдали назад, пережидая опасность.
Неожиданно городские постройки кончились. На небольшом пятачке у шлагбаума я увидел здоровенный крест.
Ух ты! Неужели и сюда заносило легендарного Пахома Таймырского?
Дорога, то грунтовка, заросшая травой, то пласты метров по двести нетронутого асфальта, тянулась и тянулась, уводила от Припяти. И, чем дальше, тем сильнее я хромал. Отвык от пеших прогулок.
Когда впереди показался перекрёсток, я взмолился:
– Граждане конвоиры, давайте передохнём! Хоть с полчаса. А-то не дойду!
Я ждал пинка в спину, но, видимо «камуфляжным» были даны соответствующие инструкции. Услышав мои слова, они переглянулись, после чего меня усадили на землю спиной к толстой сосне и даже напоили из фляги.
Время от времени, я ловил их взгляды. Они явно чего-то от меня ждали. Но чего?
Блин! Я даже затылком приложился по сосне. Ну конечно! Меня поймали, спеленали, ведут неведомо куда, а я такой иду на поводке и ни сбежать не попытаюсь, ни даже выяснить, куда и зачем ведут! Тем более, что говорить, как только что выяснилось, я умею.
– Граждане конвоиры, – сказал я. – Можно задать вопрос? А что если я по пути от вас сбегу?
Никто не ответил, ну, тогда продолжим:
– А я вам за это укажу место, где артефактов видимо-невидимо. Там тебе и «Колючка», и «Болотный огонёк», и «Гоголь-моголь»…
Я бормотал и бормотал,
Наконец, Гога нехотя встал, подошёл, сунул под нос карту местности.
– Показывай, – с ленцой бросил он.
– Что это? – я повертел бумагу, посмотрел на свет, типа, нет ли водяных знаков.
– Как что? Карта.
– Я это не понимаю. Я только показать могу, – сказал я и махнул наугад рукой. – Вон туда идти надо.
– Далеко? – спросил Гога, скучнея, но уточнил: – Долго идти?
– Не, – я замотал головой. Потом посмотрел на солнце, которое стояло в зените. – К утру дойдёте.
Гога посмотрел на Дюшеса. Тот сплюнул и отвернулся.
– Это если без меня. А со мной, только к завтрашнему вечеру, – сказал я и снова попросил. – Отпустите меня, а? Я вам все приметы расскажу, все аномалии.
– Ты лучше скажи, как тебе удалось таких зверюг в упряжку запрячь? – спросил Гога. Лениво спросил, равнодушно. С таким расчетом, что если отвечу – хорошо. А нет – так и не очень-то и хотелось.
– Это не зверюги, – начал врать я. – Это напарники мои. Комар и Жора Речица. Про реинкарнацию слышал? Им ещё повезло, а вот что Зона из тебя сотворит, если ты меня не отпустишь! А что с вами бродяги местные сделают, если узнают, что вы меня обидели! Вам же шагу в Зоне ступить не дадут!
Баркас только криво усмехнулся на мою тираду. Дюшес вообще меня не слушал, кемарил, сдвинув кепку на глаза.
Один Гога не смолчал.
– Да клали мы на твоих бомжей. Им жизни осталось день простоять, да ночь продержаться.
– Это как? – попытался уточнить я.
– А так. Не будет скоро в Зоне никаких бродяг.
– И кто ж тогда будет?
– Будут вольные сталкеры.
– Добровольцы что ли? Это где же столько дураков найдут, готовых ни за что жизнью рисковать?
– Почему ни за что? Если нормальную цену будут за артефакты давать, желающие найдутся…
– Ох, Гога, что-то ты языком растрепался, – подал голос Дюшес.
– Так он же никому не расскажет, – хохотнул Гога. И мне: – Не расскажешь ведь, правда?
Я машинально кивнул.
День простоять, да ночь продержаться, это получается: завтра утром. Если сказано было не для красного словца, то погано. Времени совсем не осталось.
С перекрёстка мы двинулись влево. У какого-то предприятия, обнесённого ржавой железной сеткой, минули целую россыпь мелких «колючих луж». Будто недавно тут пролился целый «Колючий дождь» с каплями по полведра. Вешки и тут не подкачали, поэтому прошли, не задерживаясь. Потом справа потянулся молодой сосонник с деревьями чуть выше человеческого роста. Все они были, будто в вату, замотаны паутиной. Здесь мои сопровождающие слегка занервничали, ускорились, пихая меня в спину. Пару раз мне показалось, что несколько деревьев дрогнули, будто двигалось что-то или кто-то там, внутри, в этой паутине. И двигалось к дороге. К нам!