Гроза на Шпрее
Шрифт:
— Его условия? — коротко бросил он, останавливаясь напротив Гончаренко.
— Прежде всего, — начал было Григорий и замолчал, потому что в дверь кабинета постучали.
— Кто там? — раздраженно крикнул Витторио и, узнав голос Джузеппе, который просил разрешения войти, сердито крикнул: — Подождите! Я занят… Итак, Фред, каковы условия Умберто? — переспросил он.
— Окончательно и навсегда порвать отношения с его дочерью. Не появляться там, где появляется она. Ни одна душа не должна знать, что произошло здесь в тот фатальный день. Вернуть через меня все, что когда-либо писала вам Марианна. Не попадаться на глаза самому Умберто. Упаси боже, хоть раз отозваться о его дочери непочтительно. Если будет нарушено хоть одно из этих условий, Висконти начнет действовать, как сочтет нужным. Поверьте, мне было нелегко склонить его к этому. Он требовал, чтобы вы покинули Рим, чтобы в письменном виде признались в своих нечестных намерениях по отношению к его дочери… Требовал письменных свидетельств от меня и от всех присутствовавших в тот день в вашем доме, и вообще вел себя как человек, доведенный до крайности. Поэтому об угрозах физически расправиться с вами я уже не говорю.
Обретя под ногами твердую почву и поняв, что серьезная опасность миновала, Рамони успокоился с удивительной легкостью. Перед Григорием снова сидел нахальный и высокомерный сибарит, «аристократ духа, римский патриций», каким Витторио мнил себя.
— Много шуму из ничего, — бросил он презрительно, с издевкой. — Трагедия короля Лира, превратившаяся в фарс. Да я сам десятью улицами обойду эту ханжу… А высокомудрого Умберто Висконти и подавно… Что до ее писулек — вот! — Рамони вытащил из ящика стола письмо и две коротенькие записочки, написанные круглым, еще детским почерком. — Возьмите эти эпистолярные упражнения синьорины, их содержание покажется вам…
— Я не читаю чужих писем, — Григорий сложил листки пополам и попросил: — Дайте, пожалуйста, конверт! Вот так… Теперь будет поприличнее.
— Конечно, конечно, — поспешил согласиться Рамони, уловив в голосе собеседника иронию. — Как всегда вы правы… О, Фред, — перешел на патетический тон Витторио, — у меня не хватает слов, чтобы выразить вам свой восторг и благодарность. Вы, действительно, добрый гений нашей семьи. Если бы не ваше вмешательство… страшно даже представить, как все могло обернуться! Я не хочу, чтобы вы попали в беду, но если такое случится и я смогу быть вам полезен…
Рамони оседлал нового конька, пришпорил его метафорой о пробном камне дружбы, которым измеряется глубина человеческих отношений, и галопом помчался вперед, не в силах сдержать собственное красноречие. Григорий давно бы ушел, письма Марианны лежали у него в кармане, но ему надо было повидать Джузеппе, проверить, как тот поведет себя.
— Дорогой Витторио, — не выдержал Гончаренко опостылевшего словоизлияния, — я чуть не забыл сказать, с доктором Матини и Лидией я договорился: они будут молчать, остается Джузеппе. Хорошо бы предостеречь и его. Причем медлить я бы не советовал.
— Он достаточно разумный юноша, чтобы самому понять это, впрочем… — Витторио нажал на кнопку звонка.
Вошел Джузеппе, быстрый подозрительный взгляд в сторону Григория, потом — тревожный в сторону патрона.
— Простите, синьор Рамони, я не хотел мешать вашей беседе с гостем, я решил постучать лишь потому, что счел эту телеграмму весьма любопытной для вас обоих — она из Испании.
Витторио взял протянутый ему длинный телеграфный бланк и вслух прочитал:
«Прибуду завтра в одиннадцать. Предупредите Фреда. Нунке».
— Кажется, закончились мои римские каникулы, — вздохнул Гончаренко. — А жаль. Успел я мало: немного побродил по музеям, немного пофотографировал… кстати, некоторые снимки получились великолепно, и это меня утешает, останутся воспоминания не только о городе, но и о его людях. Есть очень выразительные жанровые сценки. Вы не интересуетесь фотографией, как любитель, синьор Джузеппе?
— Одно время увлекался, особенно фотомонтажом. Любопытная штука: скомпоновав несколько невинных фотографий, можно с помощью техники переснять все заново, изобразив что угодно, даже убийство.
Они поглядели друг на друга, приветливо улыбаясь. Витторио даже в голову не могло прийти, что у него на глазах происходит своеобразный поединок.
— Детские забавы, уверяю вас! На такой крючок может попасться только полный профан. С помощью тех же технических приемов можно установить подделку, — сделал выпад Григорий. — Криминалисты набили на этом руку, и легко отличают, где фотомонтаж, а где подлинные события.
— А вот мне известны случаи, когда подделки были выполнены столь совершенно, что даже появлялись на газетных полосах как подлинные, бесспорные документы, — попробовал отбить выпад Джузеппе. — Если желаемое принималось за то, что произошло в действительности. Итак…
— Почва под вами колеблется, Джузеппе, и ваши аргументы обращаются против вас. Мы говорили не о восприятии действительности, а о действительности, как о факте. Вы путаете эти два понятия.
Рамони встал и умоляюще поднял руки:
— Синьоры, сжальтесь! Обратите внимание на человека, у которого во рту не было еще и маковой росинки. Джузеппе, буду очень вам благодарен, если вы позаботитесь, чтобы накрыли стол. И не забудьте о вине, которое я привез! — крикнул он секретарю уже вдогонку. — Фред, не вздумайте убегать, мы должны отпраздновать с вами два события: то, что уладилась эта неприятная история и что Нунке явится завтра, а не сегодня. Его приезд, я вижу, вас не очень радует.
— Откровенно говоря, нет, — Григорий остановился как бы в замешательстве. — Не знаю, как выйти из создавшегося положения. Я уговорил Агнессу Менендос вернуться в Испанию, чтобы немедленно там повенчаться, все как будто в порядке, и вдруг она куда-то уехала, не оставив мне даже письма. Правда, последние дни я не мог уделять ей много внимания, но должна же была она хотя бы узнать причину. Странно, просто не представляю, что случилось, и не знаю, как смогу оправдаться перед Нунке.
— А если сделать вид, что вы вообще не нашли ее?
— Она остановилась в гостинице на Кола ди Риенцо, он может это перепроверить.
— Я могу подтвердить, что мы вместе ходили в гостиницу и Агнессу там не нашли. Наконец, это мог бы засвидетельствовать и Джузеппе…
— Только не он! Согласитесь, не очень приятно, когда узнают о твоем поражении. Вам, как другу, я могу довериться… но ему… не в моем характере позволить копаться в своей интимной жизни совершенно постороннему человеку, к тому же, я думаю, вашего подтверждения будет вполне достаточно.