Гроза над Русью
Шрифт:
— Так ить... пресветлый болярин, немощен язмь... И колотье в боке и-и...
— А ну-ка, братие, выбейте из него батогами всю хворь разом!
Дважды повторять приказ не пришлось — уж больно натерпелся простой народ от корысти и засилия вездесущих тиунов. Да и Добрыня юность свою нелегкую вспомнил. Стегали Ядреева приказчика со смаком, с прибаутками, весело. После полусотни хлестких поцелуйных ударов гибкими ивовыми прутьями Добрыня остановил расходившихся мужиков.
— Ну што, сердешный, прошли ли хвори твои? Аль колотье в боке донимает ишшо? — спросил он тиуна ласково.
— Ох, прошли, пресветлый болярин-князь. И колотье как рукой сняло. Смилуйся, вели им отступиться, душегубцам!
— А это кто? — Добрыня указал на обельного холопа.
— Так ит... Суржа, пресветлый болярин-князь.
— Беглый холоп, речешь?
— Не-о-о...
— Так-то Суржа энтот убежал Русь от ворога спасать! — громко и зло заговорил Добрыня. — Живот свой положить на поле бранном. А ты-и-и!.. — воевода так посмотрел на тиуна, что тот пал ниц как подкошенный. — Да ведаешь ли ты, што яз прикажу повесить тебя, ако пса шелудивого, за неисполнение воли княжецкой?!
— Смилуйся, князь-батюшка, леший попутал! — не поднимая лица от земли, слезно просил тиун.
— Немедля поутру, — уже спокойнее продолжал Добрыня, — штоб все мужики в голове с тобой были здесь, оружны!.. А добро Ядреево оборонять хватит баб да стариков. Грабить вас ноне некому, бо и тати лесные все тут. И берегись, коль не сполнишь приказ мой! Повешу! Пшел вон, короста лешачья!
Тиун мгновенно исчез, как будто тут его никогда не было.
— Ловко смылся! — расхохотались ратники. — Исполать тебе, воевода!.. .
Сторонники еще обсуждали столь необычное происшествие, когда к их костру подошел слепой старец с гуслями за спиной. Рука его покоилась на плече мальчонки-поводыря.
— Мир вам, люди добрые! — звучно молвил старик.
— Милости просим к трапезе нашей! — ответил в наступившей тишине Лука Чарик.
— Благодарствую за приют ласковый песнотворцам русским, — отозвался старый гусляр, с помощью мужиков усаживаясь на чурбак.
Тотчас гостям наложили в плошки вареной полбы, дали по ломтю житной лепешки и по бараньей кости с мясом. Старик, а вместе с ним и мальчик бросили по кусочку от каждого яства в огонь костра — дань покровителю песенников богу Велесу — и неторопливо принялись за еду.
Кругом благоговейно молчали. Сказитель былин в гостях — честь великая! В мирное время каждый старался завлечь его в дом, посадить в красный угол, накормить самым лучшим. Даже в тереме княжеском гусляры принимались почетно. Хмурились иной раз сильные мира сего, слыша дерзкое слово правды, скрежетали зубами от ярости: но кто же осмелится тронуть сынов Велесовых? К дарам и богачеству сказители былин были, как правило, равнодушны, поэтому свободны, как птицы.
Чаще всего старые песенники сами когда— го были удалыми богатырями, отлично знали дружинную среду и потому в тревожное, бранное время были вдвойне принимаемы, ибо умели зажигать сердца для битвы, как никто другой.
Когда песнотворцы-странники справились с полбой и бараниной, им с поклоном поднесли ковш вареного меда. Вой русские ждали почтительно, когда трапеза кончится и потечет сладкая и хмельная для души сказка-былина про богатырскую силу, удаль и смекалку...
— Пошто, русичи, закручинились? — спросил старый гусляр, обтерев усы. — Али рык зверя лютого слышите, али ворон над вами надсмешку чинит?
— Дак ить скоро битва грядет с козарами да печенегами. Кто ведает, чья голова скатится от меча вострого? — сказал поротый старшой и тяжело вздохнул.
— Пока есть человек, он не горем жив! — поднял руку гусляр. — Кто ж хоронит себя прежде времени? Русь на битву идет со веселием: сим сердца врага затрепещивает! А не спеть ли вам песнь удалую? И какая ж вам больше по сердцу?
— Сказывают, в иные времена жил на Руси славный богатырь Полита Буславич, — подал голос Лука. — Не ведаешь ли ты были про него?
— Были такой не ведаю... А вот сказ светлый о могуте [88] том ходит по святой Руси.
— Так поведай нам сказку сию!
88
Могут (др.-рус.) — богатырь, силач, атлет.
Глава вторая
Сказ о Полите Буславиче
Старик достал гусли из-за спины, положил их на колени и взмахнул сухими перстами... И тренькнули струны тихим звоном малиновым, зажурчали струею прозрачною, зашептались травою зеленою. Тихим грудным голосом запел гусляр:
Как во славном граде ЧерниговеДа у чистой речки Лебединки,Как у черного смерда БуславаУродился отрок убогий:В нем и силушки нет, да и стать крива,Да и глас к разговору не вяжется.Ой, кручинится старый смерд Буслав,Планет матушка, убивается:«Да на то ль яз родила убогого,Сына милого да кровиночку,Чтоб во старости со клюкой ходить,Не плечом молодым подпираючись!»— плакали жалобно гусли. Высокий мальчишеский дискант поводыря вторил звучному голосу сказителя. Слезы навернулись на глаза сторонников русских: каждый из них в трудах повседневных и тяжких знал цену горю, оно им было близко и понятно... Но вот мелодия выровнялась и потекла спокойнее, размеренней:
Чередой год за годом минули, И уж много раз снег растаивал... Только все во кручине родители, Побелило их горе горькое, Думы тяжкие о кровиночке...Раз пускал Буслав по чащбе огонь,Да топориком острым помахивал,Да соху за рогалики держивал,На солову кобылку покрикивал.А старуха его пироги пекла.Калачами да печь укладывала.А убогий их отрок на реке играл —Звонки камешки перекидывал.На саженю их в воду забрасывал:А уж было ему за шестнадцать лет,Да вот силушкой Белее не миловал.Враз услыхивал отрок на том берегу Голос слабый со горькими стонами. Поглядел и узрил он старинушку, Старину-ma калику перехожия. Ухватилась немощь за ракитов куст, Тонет в речке тихой Лебединке, Тонет в реченьке на быстриночке И зовет его слабым голосом: «Ой ты, молодец добрый Политушка, Ой, спаси мою душу безвинныя, Поддержи над водою светлыя Да снеси до крутого бережка!»А убогий Полита и встать не мог Все ползком по земле продвигаючись. А и глас свой подать он не в силушке, С изначалу немым уродившиись.А калика та перехожияУж не может держать за ракитов куст,А и дед водяной тут старинушкуВо омут тащит да побулькивает...Гусли звенели смятенно, голоса песенников источали боль человеческую. Громкий аккорд предшествовал следующему куплету:
Закипело тут сердце у отрока,На чужую беду ту глядючи.Мыслит: «Сам потону, а и сгинуть не дамТой старинушке сирыя, слабыя!»Поднатужился отрок и в речку пал.И почуял Полита Буслава сын,Што он резво плывет, далеко плывет,Будто утица серыя легкия.Чует, силушка в нем молодецкаяИ доселе им не испытанная.Как подплыл он к калике перехожия,Поддержал над водою старинушку,Да как выплыл со речки быстрымКак на сух бережок-ma муравистый.И тут речет старинушка сирыя, А и вторит ей небо синее, И леса и поля земли Русских: «Исполать тебе, добрый молодец! Да за душу твою широкую! Так пускай с сего часа светлого Станет сила твоя по душе твоей. Ибо есть она во сто благостей И на добры дела обозначена!»