Грязь. Motley crue. Признание наиболее печально известной мировой рок-группы
Шрифт:
И только подумайте, объявление в «Ресайклер» нашёл вовсе не Никки. Это был Томми. Он звонил. Он оставил сообщение. Он устроил так, чтобы всё это случилось. И он был человеком, который умел играть.?
ЧАСТЬ 3. ЛЮБИМЕЦ ГОРОДА
Глава 1. Томми
«О красной ягоде, которая заставила сердце юноши воспылать огнём страсти; о перспективах "образования”, демонстрируемых участницами волейбольной команды; и другие воспоминания о счастливом детстве»
Чу-у-у-у-ува-а-а-а-ак! Да-а, мать твою! Наконец-то! Сколько комнат будет у Никки, брат? Чёрт побери. Этот парень пытался засадить за решётку собственную мамашу. Я люблю его; мы были фактически женаты все эти двадцать лет (книга была написана в 2001-ом году - пометка переводчика).
Моя судьба была решена, когда я почувствовал свою первую страсть к этой классной девочке, которая жила вниз по улице в Ковина. Я преследовал её повсюду. Я следил за нею на своём велосипеде, а по ночам шпионил за ней в окно, словно маленький охотник. Все, чего я хотел, чтобы она поцеловала меня. Я видел, как целуются мои папа и мама, и это выглядело достаточно круто. Я полагал, что я готов к тому, чтобы испробовать это на себе.
Опыт показывает, что, если вы за кем-то долго бегаете, то очень скоро он начнет бегать за вами. Через некоторое время моя соседка сама начала следовать за мной по пятам, и мы просто сходили с ума друг по другу. Однажды, каким-то образом, мы оказались в зарослях кустарника в этой прохладной тенистой траве, где нас никто не мог видеть. На низеньких кустарниках росли маленькие ярко-красные ягоды. Они были точно такого цвета, как её губы. Не раздумывая, я сорвал одну ягоду и положил её между нашими ртами. Затем мы оба обхватили её губами и впервые поцеловались. Это было настолько романтично и удивительно: я представлял, что, если мы поцелуемся с помощью этой волшебной ягоды, то с той минуты мы станем кем-то ещё. Возможно, она превратится в принцессу, а я стану рыцарем, который увезёт ее из Ковина на своём белом коне. Мы поскачем к моему замку, а все соседи, глядя на нас, будут спрашивать: кто эти красивые принц и принцесса. И с тех пор мы жили бы долго и счастливо. До тех пор, пока кое-кто не съел и не уничтожил волшебную ягоду. Если бы этого не случилось, мы не возвратились бы обратно в Ковина и не оказались бы снова всего лишь двумя маленькими глупенькими детишками. Это именно то, что всегда случается в моей жизни: всегда есть грозовая туча, прячущаяся неподалёку в ожидании, чтобы испортить все хорошее и безупречное.
Недавно я пошел к психоаналитику, и он сказал мне, что я унаследовал эту тучу от моей матушки. Ее жизнь была похожа на такую тучу: все хорошее было окружено трагедией. Ее звали Вассиликки Пападимитриу, и она была «Мисс Греция» в пятидесятых годах. Мой папа — Дэвид Ли Томас (David Lee Thomas) — был армейским сержантом, и предложил моей маме руку и сердце сразу же, как только увидел её впервые. Они поженились через пять дней после встречи, точно так же, как Памела и я, спустя почти сорок лет. Он не говорил ни слова по-гречески; она не говорила ни слова по-английски. Они рисовали картинки, когда хотели сказать что-нибудь друг другу, или она писала что-нибудь на греческом, а мой папа изо всех сил пытался понять смысл написанных слов при помощи греко-английского словаря.
До меня она шесть раз пробовала завести ребёнка: пять раз она терпела неудачу, а, когда она забеременела в шестой раз, мой брат умер через несколько дней после рождения. По каким-то причинам это было слишком рискованно для неё. Я не знаю, как у неё хватило смелости попробовать ещё раз. Но когда она забеременела в седьмой раз, то даже отказалась вставать с кровати на протяжении всех девяти месяцев на случай, если что-то пойдёт не так.
Только после того, как я родился, мои родители оставили Афины и переехали в пригород Лос-Анджелеса под названием Ковина. Это было тяжело для моей матери. Раньше она была привлекательной моделью, а теперь она жила в Америке, где должна была зарабатывать на жизнь уборкой чужих квартир, словно грёбаная прислуга. Она всегда стеснялась своей работы. Она жила в новой стране с незнакомцем, который неожиданно стал ее мужем. У неё не было ни родных, ни друзей, ни денег, и она едва говорила по-английски. Она очень скучала
Мой папа работал в дорожном департаменте Лос-Анджелеса, занимаясь ремонтом дорожной техники и грузовиков. Моя мама всегда надеялась, что он будет зарабатывать достаточно денег, чтобы она смогла оставить свою работу и нанять домработницу, но у него это так и не получалось.
Психоаналитик сказал, что моя мама передала мне сильное каждодневное беспокойство, с которым она жила в Америке, особенно, когда я был маленьким ребенком. Она разговаривала со мной на греческом, но я был не в состоянии понять ни слова. Для меня было загадкой, почему я понимал всех окружающих, но не мог разобрать того, что говорит мне моя собственная мать. Аналитик сказал, что такие переживания ведут к постоянному страху и чувству незащищённости, которые я испытываю даже будучи уже взрослым человеком.
Однажды, я пришёл на сеанс к аналитику в короткой майке с длинными рукавами, он увидел мои татуировки, и чуть было сам, мать его, не потерял рассудок. Я рассказал ему о моих родителях, и как они общались между собой, когда я был ребенком. На моём следующем сеансе он сказал, что он думал о моей семье всю неделю и пришел к выводу: “В раннем детстве вы наблюдали, что люди рисовали картинки, чтобы общаться друг с другом. Теперь вы используете эти татуировки как вид связи с внешним миром”. Он указал на то, что многие татуировки были символами вещей, которые я хотел иметь в жизни, например, рыбка кои, которую я изобразил на коже задолго до того, как она появилась в пруду нашего дома. У меня также есть татуировка леопарда, и на днях я собираюсь купить этого грёбаного леопарда. Я хочу, чтобы этот крутой котяра лежал на моём диване каждый раз, когда я возвращаюсь домой из тура.
Люди говорят что вы не можете предсказать ваше будущее, что никто не знает, что именно жизнь приготовила для вас. Но я-то знаю, что это полная чушь. Это не просто образы в виде татуировок, которые позднее стали для меня реальностью. Это уходит корнями куда более глубоко. Я предсказал своё будущее, когда мне было три года, своим ребяческим стремлением производить как можно больше шума с помощью горшков и кастрюль, выстроенных в ряд на кухонном полу, по которым я колотил ложками и ножами. Мой друг Джеральд говорит мне теперь, что тогда-то я и осознал в своей душе, чего я хотел от жизни на самом деле. И тот день, когда я начал производить этот ужасный грохот посредством маминой кухонной утвари, был днем, когда я обнаружил в себе это стремление. Но в то время я ещё не подозревал об этом. Я был слишком глуп.
Вместо этого, когда я увидел, как молочник играет на аккордеоне, я решил, что я хочу учиться играть на аккордеоне. Поэтому я забросил свою детскую ударную установку, которую купили мне мои родители, чтобы держать посуду в чистоте подальше от пола, и начал брать уроки игры на аккордеоне вместе со своей сестрой. Затем учитель танцев увлёк нас своими занятиями, моя сестра и я настолько загорелись этим, что начали заниматься стэпом и присоединились к балетной труппе, которая мне нравилась намного больше, т.к. там я мог танцевать с девочками. Какой там, на хрен, бейсбол в парке с другими парнями: я только и желал, чтобы пообниматься с девчонками.
После танцев я бредил пианино, но оказалось, что это всего лишь гребаная зубрёжка, я играл гаммы много раз подряд, пока мне не захотелось убивать людей, и начать хотелось прямо с моего учителя по фортепиано. Затем я увидел в комиссионном магазине гитару и зациклился на гитаре. Мой аккордеон был электрическим, фирмы «DaVinci», я пропускал его звук через дисторшн, что звучало чудовищно, и играл на нём «Smoke on the Water», пока моя мама, наконец, не сломалась и не купила мне эту гитару. Я играл на ней через тот же аккордеонный усилитель так громко, как только мог. Окна были открыты, так что каждый по соседству знал, что у меня теперь есть долбаная гитара. Я даже вытаскивал всё это во двор и рубал там, чтобы все могли меня видеть. Не знаю почему, но я хотел, чтобы люди обратили на меня внимание. Я до сих пор так поступаю: я делаю какие-то вещи потому, что они мне нравятся, но при этом мне необходимо признание. Это всегда приносило мне массу удовольствия, но и доставляло кучу хлопот.