Грязная работа
Шрифт:
(Альфы прощелкали открытие огня, но, поскольку ни шиша не понимали про хватание горячего оранжевого конца палки, им приписывается изобретение ожога третьей степени.)
И все равно первоначальная искра лучилась в венах бет. Альфа-пацаны со временем переключались на девчонок и спорт, а беты по-прежнему занимались пиротехникой — вплоть до половозрелости, а то и дольше. Может, альфы и ведут за собой армии мира, но всякую срань все равно взрывают беты.
А что выдает поставщика фейерверков нагляднее всего, как не отсутствие важных пальцев?
Трехпалый Ху.
Когда Ху разложил на столе свой пухлый
И вот Чарли, в своей смертельной ипостаси вышедший тем утром из «Золотого дракона» с компактным свертком под мышкой, ощущал тот же восторг: как бы ни противоречило это его натуре, он снова кидался в брешь. Он направился к ближайшему ливнестоку и прокричал, помахав извлеченным из мешка светящимся фарфоровым медведем:
— Один квартал вбок и четыре вверх по улице. Вы со мной, курвы?
— Белый Дьявол совсем слетел с катушек, — сказала одиннадцатая внучка Трехпалого Ху Синди-Лу Ху, стоявшая за прилавком рядом со своим почтенным и перстуально обездоленным предком.
— А его деньги слетают к нам, — ответил Трехпалый.
Чарли засек этот переулок на прогулках в финансовый район. Переулок соединял улицы Монтгомери и Кирни и располагал всем, что потребно хорошему переулку: пожарными лестницами, мусорными контейнерами, разнообразными стальными дверями, размеченными граффити, крысой, двумя чайками, ассортиментом грязи, мужиком в отключке под картонкой и полудюжиной знаков «Парковка запрещена», три из них — с пулевыми дырками.
То был платонический идеал переулка, но от прочих в округе его отличало наличие двух отверстий сточно-канализационной системы, расположенных менее чем в полусотне ярдов друг от друга, — один в начале, другой почти в середине: таились они между мусорными контейнерами. Не так давно наметав глаз на ливнестоки, Чарли не мог этого обстоятельства не учесть.
Он выбрал то отверстие, которого не было видно с улицы, присел шагах в четырех и развернул пакет Трехпалого Ху. Вытащил восемь «М-80» [36] и где-то до полудюйма подрезал двухдюймовые запалы щипчиками для ногтей, которые носил на кольце с ключами.
36
«М-80» — это очень большая шутиха; утверждают, что сила взрыва у нее равняется четверти динамитной шашки. Сельские ребятишки разносят такими почтовые ящики или школьные уборные, а в городе эти шутихи, как любимое орудие веселых проказ, по большей части заменились 9-миллиметровыми «глоками».
— Детки! — крикнул Чарли в ливнесток.
— Вы со мной? Извините, не уловил, как вас зовут.
Он извлек из трости шпагу, положил у колена, затем выкопал из саквояжа фарфорового медведя и разместил его у другого колена.
— Ну, поехали, — крикнул он.
Из стока донеслось злобное шипение, и хоть Чарли считал, что внутри темно, там стало еще темнее. В черноте перемещались какие-то серебряные диски, словно в темном океане кувыркались монетки, только эти двигались парами: глаза.
— Отдавай, Мясо. Отдай, — прошептал женский голос.
— Приди и возьми, — ответил Чарли, стараясь побороть в себе худший за всю жизнь мандраж.
Будто позвоночник натирали сухим льдом, поэтому не дрожать у Чарли не получалось.
Тень из ливнестока начала растекаться по мостовой — где-то на дюйм, но Чарли заметил: сам свет будто изменился. Только ничего не менялось. Тень обрела форму женской руки и еще дюймов на шесть подползла к медведю. Тут-то Чарли и рубанул ее шпагой. Лезвие не ударилось о мостовую, но соприкоснулось с чем-то мягче — и раздался оглушительный визг.
— Говна кусок! — То был вопль не боли — то был вопль ярости.
— Никчемный, маленький… ты…
— Быстрый и мертвые, дамочки, — сказал Чарли.
— Быстрый и мертвые. Давайте попробуем еще разок.
Из отверстия вызмеилась новая рука слева, за ней другая — справа. Чарли оттолкнул медведя подальше от стока и выхватил из кармана зажигалку. Поджег запалы четырех «М-80» и швырнул их в дыру, пока тени еще тянулись по мостовой.
— Что это было?
— Что он кинул?
— Подвинься, не видно.
Чарли заткнул уши пальцами. «М-80» рванули, и он ухмыльнулся. Сунул шпагу в ножны, собрал вещи и побежал ко второму отверстию. В закрытом со всех сторон ливнестоке это будет сурово — жестоко даже. Ухмылка не сползала с лица Чарли. Он слышал хор воплей и проклятий — на полудюжине мертвых языков, и одни перекрывали другие, словно кто-то вертел ручку настройки коротковолнового приемника, ловившего как пространство, так и время. Чарли упал на колени и прислушался, стараясь держаться от ливнестока на расстоянии вытянутой руки. Слышно было, как они надвигаются под переулком, — он подманивал их собой. Чарли надеялся, что прав и наружу они вылезти не могут, но если б даже и вылезли, у него с собой шпага, а драться при свете солнца — это играть на его поле. Он поджег еще четыре «М-80» — фитили у них были подлиннее — и метнул одну в ливнесток.
— Так кто у нас Новое Мясо? — спросил он.
— Что? Что он сказал? — послышался голос из стока.
— Ни хера не слышу.
Чарли помахал фарфоровым медведем у дыры.
— Вам этого надо? — И кинул еще одну «М-80».
— Нравится? — крикнул он, швыряя третью шутиху.
— Будете знать, как об мою руку точить клювы, трепаные вы гарпии!
— Мистер Ашер, — раздался голос у него за спиной.
Чарли обернулся: над ним стоял полицейский инспектор Альфонс Ривера.
— О, здрасьте, — сказал Чарли и сообразил, что держит в руке зажженную «М-80».
— Простите, я секундочку, — сказал он и метнул шутиху в отверстие.
Тут все и взорвалось.
Ривера отошел на несколько шагов и сунул руку в карман — предположительно за пистолетом. Чарли запихал фарфорового медведя в саквояж и поднялся. Он слышал, как его снизу костерят и проклинают.
— Ебаный недотепа, — визжали темные силы.
— Я сплету корзинку из твоих кишок и понесу в ней твою голову.
— Ага, — вторил этому голосу другой.
— Корзинку.
— Мне кажется, этим ты уже грозила, — произнес третий.