Грязная работа
Шрифт:
— Ну да, как раз собирался — только, боюсь, цены на недвижимость упадут, если у меня тут вдруг вымрет весь район. Нет, другие слова мы не пробовали. Мне даже не хочется пичкать ее фасолью, а то еще назовет киской меня.
— Я уверен, у вас иммунитет.
— В «Великой большой книге» говорится, что мы сами смертны. Я бы решил, что когда в следующий раз канал «Дискавери» будет показывать котят, моей сестре придется закупать гробы.
— Простите, Чарли, я не знаю, что вам сказать. Дома я пороюсь в библиотеке, но ваша детка, судя по всему, намного
— А вы сами что, не пробовали?
— Пробовал, но я не искал ничего настолько специального. Слушайте, и вы уж там осторожней, а? Тоннелем не ездите.
— Думаете, сточные гарпии живут в метро? — спросил Чарли.
— Гарпии? Это еще что?
— Это я их так назвал, — ответил Чарли.
— А. Не знаю. Метро под землей, а я бывал в поездах, когда они застревают без света. По-моему, вам не стоит рисковать. Это вроде как их территория. Кстати, у меня все подозрительно тихо вот уже полгода. Никто не вякает.
— Ну да, у меня тоже. Только, наверное, с этим звонком все кончится.
— Наверное. Но раз у вашей дочки такое состояние, может, игра у нас пойдет уже совсем другая. Давайте поаккуратней, Чарли Ашер.
— Вы тоже, Мятник.
— Мистер Свеж.
— В смысле да, мистер Свеж.
— До свидания, Чарли.
В своей каюте на борту огромного корабля Орк ковырялся в зубах щепкой от младенческой бедренной кости. Бабд приглаживала когтями черную гриву, а быкоглавый Танат размышлял о том, что видели Морриган из стока на Коламбус-авеню, — Чарли и Софи в парке.
— Пора, — сказала Немайн.
— Мы уже долго ждем, нет? — Она прищелкнула кастаньетами когтей, разбрызгивая капли яда по переборкам и палубе.
— Ты бы потише, а? — промолвила Маха.
— От этой срани пятна. Я только новый ковер постелила.
Немайн показала ей черный язык.
— Портомойка, — сказала она.
— Прошмандовка, — ответила Маха.
— Мне это не нравится, — сказал Орк.
— Дитя меня беспокоит.
— Немайн права. Смотри, какие мы уже сильные, — произнесла Бабд, поглаживая перепонки, отросшие между шипами на плечах Орка: у него туда будто воткнули по вееру — инсталляция походила на какие-то причудливые самурайские латы.
— Выпусти нас. От детской жертвы у тебя могут снова отрасти крылья.
— А справитесь?
— Справимся — если по темноте, — ответила Маха.
— Мы уже тыщу лет не были такими сильными.
— Но кто-нибудь одна, и скрытно, — распорядился Орк.
— Это очень древний талант, хоть и в новом теле. Если его разовьют, другого раза у нас не будет еще тысячу лет. Дитя убейте и труп принесите мне. И не попадайтесь на глаза, пока не нанесете удар.
— А отца? Тоже убить?
— У вас на него сил не хватит. Но если проснется и обнаружит, что ребенка нет, возможно, горе его прикончит.
— Ты же сам не соображаешь, что делаешь, да? —
— Ты сегодня остаешься тут, — сказал Орк.
— Ч-черт, — произнесла Немайн и брызнула курящимся ядом по переборке.
— Ой, простите, что усомнилась в высочайшем тебе. Эй, голова — бычья, а что с другого конца выходит?
— Ха, — сказала Бабд.
— Ха. Это смешно.
— А какие мозги отыщутся под перышками? — ответил Орк.
— Ого, ты подставилась, Немайн. Подумай, как сильно ты подставилась, пока я буду ночью убивать ребенка.
— Я с тобой разговаривал, — сказал Орк.
— На задание пойдет Маха.
Она проникла через крышу, сорвав округлый световой люк над четвертым этажом, и оказалась в коридоре. По нему тенью неслышно скользнула к лестнице, затем вроде как снизошла — ее ноги едва касались ступенек. На втором этаже помедлила у двери и осмотрела замки. Помимо врезного главного дверь запиралась на два засова. Она подняла голову, оглядела фрамугу с витражом, закрытую на крохотную латунную задвижку. В щель споро скользнул коготь, и с одним поворотом запястья фиговина отскочила и звякнула на деревянных половицах. Маха втянулась наверх через фрамугу, а затем распласталась по полу, выжидая лужей тени.
Дитя она чуяла, слышала нежное посапывание малютки через всю квартиру. Маха переместилась на середину большой комнаты, замерла. Новое Мясо тоже здесь — она его ощущала, спит в комнате напротив той, где ребенок. Если полезет, она оторвет ему башку и заберет с собой на корабль — доказать Орку, что не стоит ее, Маху, недооценивать. Ее все равно подмывало забрать и мужчину — но только после ребенка.
Ночник в детской комнате отбрасывал тусклую розовую полоску в гостиную. Маха взмахнула когтистой лапой, свет погас, и тварь самодовольно мурлыкнула. Бывали времена, когда она могла вот так погасить жизнь человеческую, — быть может, времена эти вскоре вернутся.
Она скользнула в детскую, остановилась. Лунный свет сочился в окно, и Маха видела ребенка: девочка лежала в кроватке, свернувшись на боку и обнимая плюшевого зайку. Однако в углы заглянуть не удавалось — тени слишком темные и текучие, их не пронзить даже взору ночной твари. Маха подступила к кроватке и нагнулась. Малютка спала, широко раскрыв рот. Маха решила одним ударом вогнать коготь через небо ей в мозг. Получится тихо, папа найдет потом море крови, а Маха так и понесет детский трупик — подцепив когтем, точно рыбу на рынок. Она медленно потянулась к девочке. Лунный свет блеснул на трехдюймовом когте, и Маха отпрянула — ее на миг отвлекла такая красивая искорка, — и тут на ее руке сомкнулись челюсти.
— Ебанама… — завизжала она, когда ее развернули и со всего маху влепили в стену.
Еще одна пара челюстей схватила ее за лодыжку. Маха изворачивалась полудюжиной поз, но ни одна ее не освободила, — как тряпичную куклу, ее швырнуло о комод, о кроватку, снова о стену. Маха пыталась цапнуть нападавшего когтями — вроде бы нашла во что вцепиться, но почувствовала, что когти прямо с корнями выдирают у нее из пальцев. Пришлось разжать хватку. Она ничего не видела — только чуяла сначала дикую, дезориентирующую суету, затем — хрясь.