Гуманная пуля
Шрифт:
Так постепенно, постепенно и началась (фактически, только с январ- ского пленума 1987 года), и разогналась лавиной "перестройка", исто- рию которой помнят уже все. "Перестройка", не закончившаяся до сих пор. Вернее, закончившаяся, как промежуточным финишем, извечным рос- сийским вопросом: к т о в и н о в а т?
А виноват, разумеется, не один Горбачев, хотя и его доля вины не- померно велика. На сложнейшем историческом повороте у штурвала власти оказался человек, не наделенный ни талантом, ни волей реформатора. Оказался секретарь обкома, сделавший свою карьеру единственно возмож- ным путем - путем аппаратных интриг, и другого способа действий прос- то не понимавший. Он решил, что в его новой должности изменился толь- ко масштаб интриг, и стал вести их с размахом на всю страну.
Подчеркнуто делая шаг за шагом по пути разумных преобразований, - вводя гласность, позволяя разоблачать ужасы сталинизма, разрешая ин- дивидуальную трудовую деятельность и кооперативы, наконец, вводя си- стему все более свободных выборов, - он одновременно санкционировал действия ГБ по созданию фашистских организаций и развязыванию фашист- ской пропаганды, то есть легализовал в обществе крайнюю форму безу- мия. Даже по существовавшим тогда советским законам это было преступ- лением.
Умысел двуличного реформатора понять нетрудно: во-первых, давая больше воли интеллигенции, он хотел иметь под рукою пугало для той же интеллигенции. Чтобы не слишком заносилась, боялась, прижималась к нему. А во-вторых, он благословлял госбезопасность, давно уже доехав- шую на коньке "борьбы с сионизмом" до полной потери рассудка, на ре- шение ее собственной перестроечной задачи: путем яростной антисемит- ской кампании (с использованием крикливых фашистских группировок, со- ответствующих литературных журналов и газет, телеэфира, слухов о предстоящих погромах) запугать и выдавить из страны советских граждан еврейского происхождения. В нарождавшейся либеральной прессе это яв- ление сразу получило название "депортация страхом". В результате, за 1988 - 1991 годы удалось вытолкать из СССР свыше 600 тысяч человек (в том числе, из РСФСР - около 500 тысяч), абсолютное большинство кото- рых до этого, несмотря на все прошлые притеснения, и не помышляло ни о каком отъезде.
Это была попытка "окончательного решения еврейского вопроса" на гэбэшный лад. Несомненно, гораздо более гуманная, чем на нацистский лад, но ударившая в итоге по Советскому Союзу и России, пожалуй, с не меньшей силой, чем когда-то по Германии. Если считается, что Германия в 30-х - 40-х сильнее всего пострадала от изгнания крупных ученых и технических специалистов еврейского происхождения, то в Советском Со- юзе на "крупные" посты лица с дефектными анкетами и так не допуска- лись, а несколько стариков, выбившихся в "оттепельные" времена в академики и в застойные годы использовавшиеся режимом в рекламных це- лях, никуда уезжать не собирались. Главный урон для нашей страны за- ключался в том, что уезжавшие (бежавшие) в основной массе своей были интеллигенцией среднего звена, рабочими лошадками инженерных, врачеб- ных, преподавательских коллективов. (Когда в 1993 году пришлось де- лать операцию младшему сыну, в детской больнице, принимая его, честно предупредили: "Учтите, почти все наши опытные хирурги уже уехали".)
Эмиграция - дело страшное и горькое для большинства эмигрантов, но с точки зрения экономической науки, которая эмоции не учитывает, эмиграция - всегда убыток для той страны, откуда бегут ее граждане, и прибыль для той, где они находят пристанище. Существуют даже коли- чественные оценки для такой потери (прибыли). Цифры, предлагаемые разными источниками, весьма разнятся в зависимости от конкретных об- стоятельств, например, образовательного уровня эмигрантов, конъюнкту- ры в конкретных странах, да точность здесь и невозможна. Но даже если принять умеренную величину - 1 миллиард долларов на 10 тысяч эмигран- тов, получится, что только с волной еврейской эмиграции 1988-91 годов Россия потеряла (а Израиль, США, Германия, соответственно, приобрели) примерно 50 миллиардов долларов. Организаторов этой депортации следо- вало бы судить не по пресловутой 74-й статье УК РСФСР с ее расплывча- тыми формулировками ("Об ответственности за разжигание межнациональ- ной розни"), а по гораздо более суровым статьям того же уголовного кодекса - за причинение ущерба государству в особо крупных размерах.
Фактически, потери страны были гораздо большими, учитывая нашу и без того катастрофическую нехватку людей. Но главный ущерб оказался вообще несоизмерим с потерями, вызванными бегством евреев. Случилось то, что неизбежно должно было случиться в таком многонациональном го- сударстве, как Советский Союз: появление в России фашистских группи- ровок, явно покровительствуемых властями, откровенная фашистская про- паганда, развернутая претендовавшими на солидность литературными жур- налами и поначалу производившая ошеломляющее впечатление, - все это немедленно отозвалось в союзных республиках. Там стали бурлить и про- рываться давно копившиеся собственные национальные страсти.
И тогда Горбачев опять повел себя в своем духе: вместо решитель- ных, открытых действий, которые могли бы отрезвить национал-авантю- ристов и продлить жизнь Советскому Союзу, он позволил натравливать один народ на другой. (О плохо замаскированном участии спецслужб в организации сумгаитских, ферганских, бакинских погромов писали уже по следам событий. А иезуитское поведение Горбачева, его увертки, тру- сость, ложь у многих до сих пор на памяти.)
Как видно, он хотел, чтобы распаленные враждой народы видели в центральной власти арбитра и соперничали за ее покровительство. Он сам не понимал, какие чудовищные силы выпускает на волю. Конечно, интриги одного человека, будь то даже президент и генсек, не смогли бы разрушить страну до основания. Но они могли сыграть - и сыграли - роль катализатора разрушительных процессов. "Процессы пошли" уже по- мимо его воли. Пошли вразнос.
Общий результирующий вектор у всех этих хаотических движений, ко- нечно, был. Но в конце 80-х мы, интеллигенция, еще не понимали, куда он ведет. Мы зачитывались запрещенными прежде романами, обсуждали последние "горячие новости" постепенно рассекречиваемой советской ис- тории, напряженно следили за борьбой демократических журналов с про- вокаторскими, фашистскими изданиями. Мы прекрасно понимали: какие бы зигзаги ни выписывала "перестройка", ее конечная цель, все равно, - возобновление и ускорение научно-технического прогресса, без него у страны просто нет будущего, и этот прогресс невозможен без демократии и свободы личности.
Мы надеялись на победу разумных сил. Радовались любым фактам, ко- торые казались приметами поворота к делу. Году в 90-м промелькнуло сообщение: отказались продать японцам за миллиард долларов фонд от- клоненных заявок на изобретения. (За десятилетия их скопились сотни тысяч. ВНИИ Государственной патентной экспертизы давно превратился в похоронную контору идей. По логике застоя, спокойнее и дешевле было отказать изобретателю, чем дать ему вместе с авторским свидетельством право требовать внедрения и вознаграждения. Здесь нелишне вспомнить, с чего советовал твеновский Янки, попавший в королевство Артура, на- чинать научно-техническую революцию: "Вы прежде всего должны основать бюро патентов!") Объявили: не отдадим японцам наши идеи, сами пере- смотрим все отклоненные заявки, сами используем! Чем не повод для радости?
Радовались тому, что стали зарождаться первые научно-производст- венные, научно-исследовательские, опытно-конструкторские кооперативы и малые предприятия. Материально - совсем слабенькие, плохо оснащен- ные. Но - независимые, вольные, привлекавшие к себе творческих людей с идеями и энергичных организаторов, способных эти идеи реализовать.
А хаос нарастал, и куда вел сквозь него результирующий вектор нам стало ясно только после 1992-го, когда все окончательно рухнуло - и Советский Союз, и научно-технический прогресс. Как раз в то время я прочитал одну из книг эпопеи Азимова "Основание", написанную в 1954 году, и меня зацепило мельком оброненное замечание: "Давно известно, что, когда правящая элита начинает тяготиться политической властью, она стремится отбросить ее, чтобы захватить власть экономическую".
Это у них, там, на Западе, при вековой свободе печати и всесторон- нем обсуждении исторических процессов, еще в пятидесятые годы такие пертурбации считались делом давно известным и само собой разумеющим- ся. Мы же, советские интеллигенты, с нашей политической невинностью, с нашей неспособностью к борьбе за власть, к интригам и коммерции, с нашей полной непригодностью вообще к чему бы то ни было, кроме р е- а л ь н о г о д е л а, слишком поздно сообразили, что к чему. Да если бы и сообразили раньше, что смогли бы сделать?