Гуманная пуля
Шрифт:
Результат этого исследования точно указывает, куда идет страна. В нем и ответ на вопрос, который так любят с ехидцей задавать интелли- гентам иные дураковатые журналисты и телекомментаторы: "Если ты такой умный, почему ты такой бедный?"
Наука и будущее России
Но есть ли вообще у России будущее? Этот вопрос все чаще возникает на страницах серьезной периодики, ныне, увы, малотиражной и малочита- емой, так что ее тревожные сигналы достигают слуха немногих. Но сами эти сигналы -
Вот и академик Моисеев одну из своих статей озаглавил "Можно ли говорить о России в будущем времени?" ("Наука и жизнь", N6, 1998). Красноречивое название, точно отражающее суть статьи, в которой он пытается полемизировать с итальянским журналистом Дж. Кьеза, хорошо знающим и любящим нашу страну, выпустившим книгу с заголовком, звуча- щим как приговор: "Прощай, Россия". Кьеза констатирует окончание ис- тории России, как самостоятельного фактора планетарной истории и ак- тивного субъекта мировой политики.
Но ведь предчувствие того, что наша страна не имеет будущего, му- чает и простого российского обывателя, который на высокую мировую по- литику был бы рад наплевать. Прежде, чем мы попытаемся разобраться с истоками этих предчувствий, с их обоснованностью, попробуем вспом- нить: а не было ли в нашей истории другого времени, когда бы россий- ское общество погружалось в сходную депрессию и ожидало только худше- го? Да, было такое время. И хочу рассказать, как однажды, случайно, донесся до меня тревожный голос давно минувшего.
В 1989 году, когда уже ощутимо сотрясалась и начинала разрушаться недавно еще казавшаяся незыблемой советская система, я помогал своему другу разбирать книги, оставшиеся от его умершей матери. Покойница всю жизнь преподавала историю партии в Ленинградском Горном институ- те. Попадались любопытные книжицы, вроде доклада Маленкова на ХIХ съезде. Но больше - ерунда: материалы совещаний коммунистических пар- тий 57-го и 60-го года, критика югославского ревизионизма.
И вдруг, из одной брошюрки выскользнула желтая, сухая газетная вы- резка. Старый шрифт, яти, твердые знаки. Статья из газеты 1915 года, оставшаяся, как видно, еще от деда, и матерью почему-то сохраненная. Не просто 15-й год, а именно лето, время "Великого отступления" рус- ской армии. Как можно судить по обрывку соседней заметки, конец ию- ля: Галиция уже оставлена, а Варшава еще не сдана, и еще есть на- дежда, что удастся ее удержать. Текст воспроизвожу, к сожалению, по памяти, своими словами, но по смыслу и, насколько возможно, по лекси- ке - максимально близко к оригиналу. Статья называлась "Почему мы нервничаем?"
"Почему?!
– вопрошает безымянный автор.
– Откуда это
смятение и мрачные предчувствия в нашем обществе? Посмотри-
те на других! Взгляните на Францию! Германские войска нахо-
дятся в ста верстах от Парижа, однако французы не нервнича-
ют. Англия на своем острове терпит неслыханный ущерб от
неприятельских подводных лодок, которые топят ее суда с
припасами. Однако англичане не нервничают! Наконец, в самой
Германии, отдавшей всех здоровых мужчин-бауэров на войну и
отрезанной британским флотом от мировой торговли, не хвата-
ет провизии, население близко к голоду. Однако же и немцы не нервничают!
Так что случилось с нами? У нас затронут язвой поражения
лишь самый краешек нашего громадного тела. Мы еще и не ра-
нены по-настоящему, наш организм силен. Но мы не ощущаем
своей исполинской силы оттого, что после первых ударов
судьбы готовы сломиться душою…
До сих пор у единственного народа в мире возникал в
фольклоре и поэзии пророческий сюжет о грядущей полной его
погибели, о превращении всей страны в огромную могилу, над
которою с ужасом склонятся соседние народы. У мадьяр. Но
сейчас и мадьяры не нервничают, а храбро сражаются против
нас за империю, на которую в мирные времена столько излива-
ли недовольства…
Итак, главный российский вопрос сейчас, как, впрочем, и
всегда в нашем обществе: "Почему мы нервничаем?" - (А как
же "Что делать?" - слегка удивился я.
– А где же "Кто вино-
ват?") - Но если раньше этот вопрос был уделом одного толь-
ко образованного круга, то теперь мрачные предчувствия, по-
добные видениям старых мадьярских поэтов и, казалось бы,
глубоко чуждые нашему народному духу, проникли в самую ши-
рокую массу.
Предчувствуем ли мы приближение неподвластных нашей воле
событий, куда более грозных, чем нынешние военные неудачи?
Или же ответ на вопрос заключен в самом его рождении и по-
вторении, и подобно тому, как спокойный или нервический ха-
рактер одного человека хорошо или дурно определяет его
частную судьбу, так и характер народа предопределяет судьбу
всеобщую?
Но если так, скажут нам, то потеряно все. Нет, возразим
мы, как раз в этом случае еще ничего не потеряно! Но для
спасения необходимо, чтобы образованная часть общества нес-
ла в толщу народную спокойствие, а не тревогу. Несла пони-
мание того, что не искать надо ответа на проклятый вопрос,
а отвергнуть его и перестать нервничать. И чем более удаст-
ся смягчить остроту нашего главного вопроса, тем скорее…"
Нижняя часть статьи не просто оторвалась, а словно отломилась по сгибу пересохшего темного листка. Я безнадежно пролистал брошюру, из которой он выпал, потом другую, третью. Мелькали перед глазами отлич- но пролежавшие двадцать и тридцать лет белые глянцевитые страницы с четким шрифтом, какие-то цифры, диаграммы по годам и пятилеткам. Словно мелькнувшее видение времен, когда проклятый вопрос был наконец успешно изгнан. И, казалось, навсегда.