Гусарская сага
Шрифт:
– Как же можно попасть из него в цель лёжа? Крайне неудобно!
– огорчился Владимир, - при первой же возможности куплю себе револьвер "Смит энд Вессон".
После первого же дружного залпа гусар , не дойдя до ручья, на земле остались лежать пятеро австрийских солдат. Остальные бросились отступать и быстро скрылись в лесу.
– Беречь патроны!
– передали по цепи приказ Барбовича по цепи.
– Беречь патроны!
– повторил Головинский.
– Бум-ум-ум! Бу-у-у-ум-ум!
– где-то
– Ваше благородие, австриец из орудий палит! А наша артиллерия когда подойдёт?
– подполз к Головинскому унтер-офицер Петровский.
– Надеюсь, что очень скоро!
– коротко ответил Владимир.
Бой шёл уже два часа. После короткой артиллерийской подготовки, из леса показывалась цепь австрийцев в шинелях серо-голубого цвета. Они с винтовками наперевес бежали к ручью. С пригорка, с другого берега, по ним стреляли гусары. Противник, потеряв убитыми человек десять, бежал и снова прятался в лесу.
Лежащий справа от Головинского рядовой Малышев, худой, с впавшими щеками, старательно целился, а когда нажимал спусковой крючок, то ствол его винтовки прыгал вверх , и пули уходили поверх деревьев.
– Гусар, тебя кто научил так стрелять?
– раздражённо спросил у Малышева Головинский.
– Дык, дык...Это.... как его...
– ничего толком не мог ответить корнету рядовой.
– Ничего! Ничего! После боя я, лично, научу тебя правильно метиться и стрелять! Это же позор, Малышев! Позор для меня и для тебя!
– Дык, дык... Это ... это, ваше благородие, я стараюсь, а оно не получается никак.
– Держаться до подхода основных сил дивизии!
– получили приказ Чеславского командиры эскадронов.
Австрийцы наседали. Их артиллерия уже более прицельно била по позициям гусар. Санитары только и успевали уносить раненых и убитых.
К обеду, вместо подкрепления, прибыли три подводы с патронами. А вместе с ними и приказ генерал-лейтенанта графа Келлера: "Держаться до темноты, а затем скрытно отходить на Санок для соединения с основными силами дивизии".
Командиров эскадронов собрал полковник Чеславский.
– Господа офицеры, из полученной мной только что записки командира Десятой кавалерийской дивизии генерал-лейтенанта Келлера, я уяснил следующее: командующий Восьмой армией генерал Брусилов считает, что у нас недостаточно сил на левом берегу реки
Сан, чтобы остановить начавшееся крупномасштабное австрийское наступление. Генерал Брусилов приказал всем частям Восьмой армии, находящимся на левом берегу реки Сан, немедленно переправиться на правый берег для организации там эффективной обороны. Кроме того, граф Келлер сообщает, что по последним данным нашей разведки передовые части противника появились в Мезалаборжском проходе. В любой момент они могут отрезать нам отход на Санок.
В связи с этим выполняем распоряжение генерал-лейтенанта графа Келлера следующим образом: обороняемся до наступления темноты. Затем, по моему приказу, все эскадроны и пулемётная команда ротмистра Пальшау, скрытно покидают свои позиции и, стараясь не создавать шума, отходят. В арьергарде - эскадрон Барбовича.
Утром 24 сентября Десятый гусарский Ингерманландский полк соединился с основными
силами Десятой кавалерийской дивизии в городе Санок. Переправиться на правый берег оказалось невозможно. Из-за выпавших дождей вода в реке Сан поднялась больше чем на две сажени.
Тогда генерал-лейтенант граф Келлер принял очень рискованное решение: совершить фланговый марш на север вдоль левого берега реки Сан в то время, когда наступавшие с запада австрийцы в любой момент могли прижать Десятую кавалерийскую дивизию к воде.
Было приказано оставить только самое необходимое, чтобы обеспечить дивизии необходимую маневренность.
Впереди на рысях шли сотни Оренбургского казачьего полка. За ними, жутко скрипя, подпрыгивая на кочках, катились санитарные и обозные фуры и повозки. Потом на рысях мчались уланы, драгуны... В арьергарде находились гусарские эскадроны.
– Что грустишь, "Рубенс"?
– с Головинским поравнялся Эмних.
– Настроение плохое.
– Нехотя ответил Владимир.
– А я знаю почему оно у тебя плохое! У меня тоже оно такое же. Вместо того, чтобы через неделю форсировать Дунай, мы снова будем переправляться через Сан! Хочется плеваться и материться одновременно.
– С горечью в голосе поделился с Головинским своими мыслями Виктор.
– Я об этом всё время думаю!
– признался Владимир, но не сказал Эмниху о том, что он смертельно устал. У Головинского уже "двоилось" в глазах. Ноги и руки были "ватными". Владимир мечтал лишь об одном: упасть на мокрую землю и заснуть.
Наконец у местечка Радымно было найдено подходящее место для переправы на правый берег реки Сан.
Стремительно темнело. Остановились в какой-то деревне. Головинский смутно помнил, как он отдал "Камчатку" своему вестовому Мищенко, зашёл в низкую халупу, снял шинель, бросил на пол и упал на неё, теряя сознание.
Владимир проснулся от страшного звериного рыка над самым ухом: " Что это? Где это я?" - подумал он.
Низкий потолок, маленькие оконца, деревянные стены. Он лежал на полу на шинели, а рядом жутко храпел Пётр Васецкий.
– Так вот кто это "рычит"!
– догадался Головинский и встал со своего ложа.
Владимир вышел из халупы. Клочки тумана медленно ползли над верхушками деревьев. Где-то в соседнем дворе истошно орал петух...
– Владимир Юрьевич!
– вдруг кто-то окликнул Головинского.
– Почему Владимир Юрьевич, а не "ваше благородие"?
– возмутился он про себя.
– Владимир Юрьевич! Владимир Юрьевич! Насилу вас нашли! Слава тебе, Господи! Неделю ездим из деревни в деревню. Спрашиваем у всех, где ингерманладцы? Нас посылают то туда,