Хабаров. Амурский землепроходец
Шрифт:
Ерофей Павлович вдруг заметил, как в толпе мелькнула знакомая женская фигура. Никак это Василиса.
— Василисушка! — окрикнул женщину Ерофей, ещё не веря глазам и не понимая, как попала она в Сольвычегодск?
Василиса устремилась навстречу мужу. Они сплелись в объятиях.
— Как ты попала сюда? — всё ещё удивляясь встрече, стал расспрашивать жену Хабаров.
— Вот так и попала. Здесь ведь моя родня, тётка... Али забыл?
— Почему же не захотела с моими родными оставаться?
— Уж больно крутоват твой батюшка. Я для него только девка на побегушках. Не привыкла к такому. Между моими родными такого никогда не бывало.
— С норовом ты у меня, знаю я это, — сказал, усмехнувшись, Ерофей.
— Разве со мной тебе, Ерофеюшка, было когда-нибудь плохо? — спросила, лукаво улыбнувшись, Василиса.
— Да разве я когда жаловался тебе, что мне плохо с тобой? — примирительно сказал супруг и, взяв Василису за руки и глядя ей в глаза, спросил дрогнувшим голосом, — расскажи, как детки? Кого родила? Сына?
— Сынка в чреве своём вынашивала, — кивнула она. — Растёт у нас с тобой сынок, скоро ему уж два годика.
— Как назвала?
— Андреем, Андрюшенькой.
— А доченька-то как?
— Наташенька растёт. Смышлёная.
— Сама ты как поживаешь? — спросил Хабаров, уловив в голосе какие-то грустные нотки.
— Не могу похвастать, — вздохнув, нехотя ответила она, — плохо живу. Первое время мои родные помогали, а от батюшки твоего помощи даже не ждала: разобиделся старик, что я покинула его дом. Теперь он с семьёй в Устюг перебрался. А мне... — она, ещё раз вздохнув, договорила с грустью: — пришлось в прислуги идти к батюшке, отцу Вениамину...
— С этим теперь покончено, — твёрдо сказал Ерофей Павлович, снова заключая жену в объятия, — в Устюге дом тебе купим с участком земли. Скотину заведём.
Не теряя времени, Хабаров поспешил в дом отца Вениамина, желая как можно скорее увидеть чад своих. Василиса с детьми занимала небольшую комнатку в подклети рядом с хозяйственными чуланами.
Маленький Андрей, увидев незнакомого мужика с окладистой бородой, испугался и расплакался, а Наталья долго и с любопытством разглядывала отца. В её детской памяти Ерофей не успел запечатлеться.
— Собирайся, жена. Детишек собери, — сказал он Василисе. — Батюшке поклонись за то, что дал тебе пристанище и хлеб насущный.
— Куда же ты нас повезёшь?
— Известное дело куда — в Великий Устюг. Я теперь мужик небедный. Куплю тебе дом на посаде или в слободе за городом. Денег оставлю, ни в чём нуждаться не будешь.
— Опять надолго нас оставишь? — с тревогой спросила Василиса. — Неужто снова уйдёшь на долгие годы?
— Уж это как судьба сложится, — ответил он и, чтобы не продолжать трудный разговор, поторопил: — Собирайся в путь, Василисушка.
После отдыха в Сольвычегодске тронулись в дальнейший путь, оказавшийся недолгим. Вот и вычегодское устье. Далее пошли на вёслах против течения. Миновали небольшой участок Двины, образуемый слиянием рек Сухоны и Юга. Уже издали на высоком берегу Сухоны, где раскинулся большой торговый город Великий Устюг, увидели стены и купола многочисленных церквей.
— Здравствуй, батюшка, — приветствовал отца Ерофей. — Вернулись с братцем. Как видишь, оба живы, здоровы. И супругу свою с чадами малыми привёз.
— Гордячка твоя жёнка. Не пожелала жить у свёкра. Не любо мне такое, — хмуро ответил на это отец.
— Не захотелось быть тебе обузой, у тебя своих деток-малюток полон дом. Мы и нынче ненадолго тебя обременим. Рассчитаюсь с Юговым, верну долги и куплю дом. Стану подыскивать хоромы. А по зимнему пути тронусь в Первопрестольную.
— Это ещё зачем? Кто тебя там ждёт?
— Никто не ждёт. А правды хочу добиться. Наказ товарищей.
Павел Хабаров недовольно покачал головой, но к внукам всё же отнёсся доброжелательно: Наталью ему довелось видеть ещё совсем маленькой, а Андрейку узрел впервые.
— Видать, озорник. Наша порода, — полушутя сказал старый Хабаров и подержал внучонка на руках.
Своё пребывание в Великом Устюге Ерофей Павлович начал с визита к Югову.
— Мир дому твоему, Влас Тимофеевич, — приветствовал он богатея.
— С благополучным прибытием, Ерофеюшка, — ответил Югов. — Что хорошего скажешь?
— Первым делом должок желаю тебе вернуть.
— Учти, Ерофеюшка, в отсутствии ты пребывал два года с лишком. Про лишек забудем. Я человек не мелочный. Будем считать, что за два года твой должок удвоился.
— Как пожелаешь, Влас Тимофеевич, чтоб вернул я тебе долговую сумму: рубликами аль соболиными шкурками?
— Давай договоримся о шкурках. Имею дела с архангельскими купцами. А купцы те торгуют с англичанами, норвежцами. Понадобились им шкурки соболя. Ныне хороший соболь в цене. Попробуем посчитать, сколько за твой долг надо тебе шкурок отдать.
Югов призадумался, производя в уме расчёты, потом назвал количество шкурок. Ерофей Павлович поморщился, но промолчал. Не стал спорить с прижимистым дельцом, в расчётах не обошедшимся без корыстной выгоды для себя.
— Чем ещё могу помочь тебе, Ерофеюшка? — с напускной ласковостью спросил Югов.
— Да вот... Хотелось бы домишко купить для семьи.
— Подберём что-нибудь. Зайди ко мне завтра к концу дня. Успеем к тому времени потолковать с нужным человеком. Где бы хотел иметь домишко, на посаде или в слободе?
— Можно и в слободе. Там дома подешевле, да и земля под огород будет.
Так Ерофей Павлович стал обладателем небольшого дома с хлевом и баней. Усадьба оказалась невдалеке от Михайло-Архангельского монастыря, который он посетил незадолго до своего отъезда в Сибирь. Владелица дома, престарелая вдова приказчика, решила переехать к сыну и потому расставалась с усадьбой. Попросила рассчитаться с ней наличными, и Хабаров, чтобы собрать потребную сумму, сплавил партию шкурок тому же Югову. Пришлось потратиться и на обзаведение самой необходимой обстановкой, купить корову, пару гусей, свиноматку. А тут ещё отец заглянул посмотреть, как обустроился сын, и напомнил ему: