Ханский ярлык
Шрифт:
Никто не вышел.
— Тогда приступайте. Можете для облегчения использовать наш таран. Кто будет замечен в отлынивании от работы, немедленно последует за воеводой. Еда у вас своя, повар свой. В три дни чтоб на месте Ландскроны было ровное поле.
Когда ехали в лагерь, посадник сказал:
— Не управятся они в три дни.
— Пусть славяне помогут.
Новгородцы не только охраняли пленных, но и действительно стали помогать им разрушать крепость, чтобы скорее можно было отправиться домой. Никому не хотелось торчать в этих пустынных и тоскливых местах.
Ландскрону развалили, часть камней побросали в реку, часть разбили, искрошили, разметали.
16. ОПЛОШКИ
Всякий уважающий себя удельный князь имел дружину. Кто большую, кто поменьше — в зависимости от средств, которыми располагал. А средства зависели от величины удела, с которого собиралась ежегодная дань, и, конечно, от количества народа, проживавшего на этой земле.
Поэтому каждый зорко следил за соседями, дабы при случае урвать себе кусочек земли или веску, а то и город, но ни в коем случае не дать ограбить себя.
Фёдор Ростиславич болезненно переживал потерю Переяславля, хотя старался не показывать вида. Именно поэтому решил он вернуть себе Смоленск [165] , где сидел когда-то до женитьбы. Не важно, что там княжил его родной племянник Александр Глебович, важно, что это его дедина — Фёдора Ростиславича, там он родился, там вырос. И он, вооружив дружину, отправился в Смоленск, послав с дороги племяннику грамоту: «Ступай из моего города».
165
...решил он вернуть себе Смоленск. — Город перешёл к Фёдору Ростиславичу после смерти брата, смоленского князя Глеба Ростиславича. Его сын, Александр Глебович, «овладел Смоленском под дядею». С большим войском в 1298 г. Фёдор пошёл на Александра, долго стоял под Смоленском, «бился крепко», но города взять не смог и возвратился в Ярославль.
Но, подойдя под стены Смоленска, получил дерзостный ответ от племянника-сопляка: «Милый дядя Фёдор Ростиславич, ты заблудился, твой город у тебя за спиной и называется Ярославлем».
— Ах ты, щенок желторотый, — воскликнул в гневе князь Фёдор и повёл дружину на приступ.
Однако «щенок» ответил такой густой стрельбой из луков и копий, что вынудил ярославскую дружину откатиться назад, потеряв несколько человек убитыми и волоча за собой того более раненых. Досталось и самому князю: стрела пробила ему правое ухо, поднырнув под бармицу. Чуть бы левее — угодила бы в глаз.
Прижимая левой рукой к правому уху кусок ветоши, правой рукой Фёдор Ростиславич строчил «щенку» ещё более грозное послание: «Александр, поди вон, а то будет хуже». Однако тот и ухом не повёл.
— Ну и молодёжь пошла, — ворчал князь Фёдор. — Никакого уважения к старшим.
Он ещё несколько раз слал дружину на приступ, но всякий раз она возвращалась несолоно хлебавши. Потеряв под Смоленском едва ли не треть дружины, Фёдор Ростиславич
Но тут начались дожди, видимо, Всевышний решил помочь оконфузившемуся князю, явив ему уважительную причину к отступлению. Из-за раны ли или из-за конфузии, но воротился Фёдор Ростиславич в Ярославль совсем больным, лёг в своей опочивальне, никому не велев и на глаза являться. Но на третий день велел слуге, кормившему его, звать к себе епископа, а когда тот пришёл, молвил ему обречённо:
— Всё, отец святой, укатали сивку крутые горки. Соборуй.
Как повелось на Руси, был пострижен перед смертью князь во святой ангельский иноческий образ под именем Феофана и отошёл в мир иной. Отпет и положен был в церкви Святого Спаса.
Но ничему не учат людей чужие оплошки.
Вот и князь московский Данила Александрович говорил о Фёдоре, что жаден он был, ненасытен.
К себе эту мерку князь Данила и в мыслях не прикладывал, хотя давно уже косился на Рязань, которую бесперечь Орда ощипывала.
«Почему Орде можно там промышлять, а мне, русскому князю, нельзя, — рассуждал Данила Александрович. — У меня пять сынов, о которых мне думать Бог велел».
Это оправдание — «Бог велел» — очень даже пристойным для похода на соседей считал Данила Александрович и явился с дружиной под Переяславль Рязанский. Разбил невеликое число защитников города и подступил к Рязани.
В лагерь к нему явился рязанский боярин Семён Семёнович.
— Чем прогневили мы тебя, Данила Александрович?
— Я не по вас пришёл, — извернулся московский князь. — Надысь с вашей земли явились некие злодеи, пожгли мне посад.
— Но мы ни сном ни духом об этом.
— А как здоровье Константина Романовича [166] ?
— Слава Богу, князь наш здрав.
— Что ж он сам-то ко мне не пожаловал?
— Так ведь ты, Данила Александрович, со злом пришёл.
166
Константин Романович (?—1305) — рязанский князь. В 1301 г., после захвата князем Даниилом Московским его стольного города Переяславля Рязанского, жил в плену у Даниила, после его смерти был убит по приказу Юрия Даниловича.
— Я со злом? С чего взял-то, Семён Семёнович?
— Ну как? Переяславль-то наш на щит взял, людишек кого перебил, кого в полон.
— Ну виноват, с кем не бывает. Уж больно досадили мне злодеи рязанские, я же сказал, посад выжгли. А князю Константину скажи, я зла не держу на него. Пусть приезжает без боязни, хлеб переломим, выпьем по чарке, може, и о полоне срядимся.
Уехал Семён Семёнович. На следующий день прибыл в лагерь рязанский князь Константин Романович с дюжиной своих гридей.
— О-о, брат мой, — приветствовал его дружелюбно князь Данила, выйдя ему навстречу из шатра. — Как я рад, что ты принял моё приглашение.
И, обняв гостя дорогого, повёл его в шатёр, на входе обернулся, распорядился:
— Угостите гридей брата моего, дабы не обижались на нас.
Князья вошли в шатёр, у гридей приняли коней, позвали к котлу откушать дичинки, выпить мёду хмельного. Так-то добросердечно, что ничего худого не заподозрили отроки. Пока князья беседуют, хлеб на мир переламывают, почему бы им не перекусить, не отпить по чарке?