Ханский ярлык
Шрифт:
— Полёта наберу, ежели что.
— А вершних? С конями?
— Ох, князь, сам знаешь, год-то какой был.
— Знаю. Ты говори, сколько потянуть можешь?
— Ну, десять от силы, Юрий Данилович, ей-богу, разорил нас неурожай-то.
— Ладно. Селись пока на посадке за Яузой. Не забывай ко двору являться. Думать.
За Акинфом подъезжали и другие бояре Андреевы, но те поскуднее были, более тридцати копий не могли князю обещать.
И когда являлись ко двору княжескому, Акинф, как наиболее важный, садился
Но тут из Киева прибыл богатейший боярин Родион Несторович с сыном и со всем своим двором, насчитывавшим тысячу семьсот человек. И сразу затмил всех московских и городецких бояр. Согласно богатству его и знатности ему была и честь воздана Даниловичами. Что, конечно, явилось оскорблением для других.
— Что ж это такое? Явился какой-то чужак с ветра, а ныне с князем едва не с одного блюда ест, с одного кубка пьёт.
— Да ещё на всех свысока смотрит!
Некоторые бояре готовы были гнать из Москвы киевлянина, если б их воля была. Но воля княжья, а он рад, что к нему люди бегут, что, ведомо, усиливает Москву.
С боярами прибывали мастера разные и по камню, по дереву, по металлу, а главное — воины для грядущих походов, планы которых роились в головах молодых наследников Данилы Александровича.
Приезжавшим отводили участки вокруг крепости, они сами отстраивались, разводили огороды, сады, скот. Торговали. Москва разбухала деревнями. И, как правило, во главе каждой боярин был, а то и несколько вятших, там и суд творили, и дань собирали.
Появление Родиона Несторовича больше всего ударило по самолюбию Акинфа Ботринича, привыкшего быть первым при князьях. Он, умевший дать дельный совет князю, с успехом вести переговоры от его имени, а когда надо, опоясаться мечом и повести дружину в бой, вдруг почувствовал здесь, в Москве, как бы ненужность свою, невостребованность.
Князь если спрашивал совета, то у Родиона, если хвалил кого, то обязательно киевлянина, и уж совсем было несправедливо, когда на пиру он пил здоровье «дорогого Родиона Несторовича», забывая о других боярах, не менее знатных и заслуженных.
Сердце Акинфа Ботринича наконец не выдержало. Воротившись однажды от князя в свой полотняный лагерь за Яузой, он сказал зятю:
— Всё, Давыд. Надо уезжать.
— Куда?
— В Тверь. Здесь нас не ценят. Вели запрягать коней, сворачивать шатры.
Тут же конюшие побежали в поле ловить спутанных коней и запрягать их в телеги. К ночи уложились и сразу же, под покровом темноты, выехали. Не стали дожидаться утра, когда могли бы возникнуть неприятности с Даниловичами.
Когда на следующий день Юрию Даниловичу сообщили об отъезде Акинфа со всем двором, он удивился:
— Куда ж его понесло?
— Судя по следам, в Тверь.
— Ну что ж, вольному воля, — сказал князь.
И хотя весть была неприятной, князь
— Может, послать погоню?
— А зачем?
— Ну как? Воротить чтоб.
— Силой мил не будешь. Пусть его едет.
И Акинф прибыл в Тверь к Михаилу Ярославичу, где был встречен с большой теплотой и вниманием. Особенно ему поглянулось, что князь предложил место на выбор.
— Ну, где больше нравится, Акинф? — сказал он. — Затьмацкий конец, Заволжский посад или Затверецкий? А может, Загородский? Вот. Выбирай.
У Акинфа глаза разбежались. Конечно, для него лучше в крепости, поближе к князю. Но князь Михаил почему-то не сказал об этом. И боярин, чувствуя полное к себе расположение, спросил осторожно:
— А в крепости нельзя?
— Почему? Очень даже можно, — сказал Михаил. — Я думал, тебе воля-ширь нужна. Найдём место и в крепости. Вот тут, у Владимирских ворот, есть свободное местечко. Правда, тесноватое, но...
— Ничего, ничего, — обрадовался Акинф. — Лишь бы терем и поварня вошли.
— Тогда стройся здесь. Древодельцы нужны?
— Нет. У меня свои есть.
— Ничего. Я пришлю ещё. Быстрее сгоношат жильё. А конюшню, кузню вынеси в Загородский посад, будет почти что рядом.
Слушая князя Михаила, оттаивал душой Акинф: «Вот это настоящий князь, не то что московский сопляк. Этот знает цену боярам. За этого не жаль и живота положить».
И очень уж хотелось Акинфу хоть чем-то угодить своему новому господину, сделать что-то приятное для него. Но получилось так, что начал с неприятной новости:
— Михаил Ярославич, я думаю ты знать должен...
— О чём, Акинф?
— Юрий Данилович собирается ехать в Орду просить себе ярлык на великое княженье.
— На великое? Он? — удивился князь.
— Да, именно на великое.
— Он же вчера лишь из княжат вылупился, — покачал головой Михаил, — и уж в великие взалкал. А? Акинф? Это ж нахальство!
— Конечно, Михаил Ярославич.
— Как он хоть право своё объясняет?
— А говорит, после Андрея великий стол должен был наследовать отец — Данила Александрович, а коль отец умер, то теперь он в его место.
— Ах, пострел.
— Этот «пострел» уже собирает выход для хана, подарки для ханши. Надо б тебе поспешить, Михаил Ярославич. Ты ведь в роду старший сейчас.
— Да, ты прав, Акинф. Спасибо, что предупредил.
Похвала по душе пришлась Акинфу, и он предложил:
— А его можно перехватить. Задержать.
— Как?
— Очень просто. Он же Волгой пойдёт.
— Ну?
— С ним народу не много будет.
Мысль, высказанная его новым боярином, долго не давала уснуть князю. Ворочался, вздыхал. Анна Дмитриевна догадалась: что-то мучает мужа, спросила:
— О чём думаешь, Миша?
— Да понимаешь, Юрий хочет великий стол захватить.