Харама
Шрифт:
— Да, сеньор.
— Хорошо, подождите здесь.
Следователь взял сумку и вещи Луситы и сказал секретарю:
— Теперь займемся этим.
Секретарь записал: «Затем приступили к осмотру, перечислению и описанию предметов одежды и личных вещей, принадлежавших пострадавшей, которые оказались следующими…»
Следователь открыл сумку и начал диктовать:
— Сумка матерчатая, платье из набивной ткани, шейный платок из того же. — Он складывал на стул предметы, которые называл. — Пишите: белье, два предмета. Записали? Теперь пара босоножек из… пластика, носовой платок, полотенце белое в синюю
Потом немного помолчал, пытаясь открыть маленький кошелек.
— Так, значит, кошелок замшевый голубого цвета, — высыпал содержимое кошелька на стол. — Посмотрим, что тут есть. — Сосчитал монеты. — Пишите там же: семь песет и восемьдесят пять сентимов мелочью, почтовая марка. — Он снова остановился, что-то рассматривая, и продолжал: — Брошка в виде собачьей головы. Добавьте в скобках: ценности не имеет. Губная помада и пять фотографий, — сосчитал он, не останавливаясь. — Кажется, все. Проверьте по списку на всякий случай.
Следователь закурил сигарету. Прошелся. Секретарь проверил список.
— Все правильно. Не пропустили ничего.
— Тогда едем. Собирайтесь. А вы можете нести наверх останки пострадавшей.
Жандармы подняли тело Луситы и вынесли его на террасу.
— Несем вам подарочек, — прошептал пожилой жандарм шоферу, когда они были уже возле машины.
— Что поделаешь! — вздохнул тот, открывая дверцу.
Труп поместили на заднем сиденье. Вышли Аурелия и следователь.
— Садитесь назад, к пострадавшей, — сказал следователь секретарю.
— Ну, вы уже знаете, сеньор следователь, — сказала на прощанье Аурелия, — что если захотите как-нибудь приехать, мы будем очень рады принять вас… И что…
— Хорошо, большое спасибо за все, сеньора, до свидания, — ответил следователь, садясь в машину.
— Какие будут приказания, ваша честь? — спросил пожилой жандарм.
— Никаких. Можете возвращаться к обычным обязанностям. Всего хорошего.
Хлопнули дверцы, и Висенте занял свое место.
— К вашим услугам.
— До свидания, сеньор следователь, — сказала Аурелия. — И помните…
— Прощайте, — резко прервал следователь.
На террасу вышли хозяйская дочка, мальчуган и еще два-три человека. Жандармы стояли почти по стойке «смирно», пока Висенте разворачивался. Он включил фары, свет выхватил из темноты зубчатые колеса водоспуска, гладкую поверхность водохранилища, мыс и мостик, стволы и кроны деревьев в роще, потом склон холма, огромную шелковицу и дорогу. Висенте дал газ, и машина взяла короткий подъем и поползла к виноградникам, обдав пылью и оставив позади неподвижные фигуры жандармов, стоявших навытяжку и отдававших честь. Проехав мимо виноградников, машина повернула влево и выехала на дорогу к Сан-Фернандо. До поселка не было и километра. Горели лишь уличные фонари, и светились еще двери некоторых закусочных. В машине молчали. Свернули по одной из улиц еще раз
— Ну как, у вас все готово?
— Да, сеньор следователь, все в порядке.
— Тогда берите.
Служитель помог секретарю, и вдвоем они перенесли тело и положили его на мраморный стол. Потом сняли купальник. Секретарь продиктовал сведения о Лусите; составили и подписали документ о сдаче трупа в морг. Наконец секретарь забрал одеяло и купальник, и все трое вышли из помещения, оставив тело Луситы распростертым на столе. Служитель погасил свет и закрыл дверь на ключ.
— Ну, врачу уже есть чем заняться, — сказал следователь.
— Да, сеньор следователь. Счастливого вам пути.
— Спасибо. С богом.
Служитель закрыл калитку, и «балилья» снова стала подниматься к Сан-Фернандо, потом свернула на Алькала.
Они поднимались по склону к кафе. Шум водоспуска у них за спиной становился все глуше. Тито и Даниэль шли последними, перед ними — Сакариас и Мели. Когда все вышли на шоссе, Фернандо подождал их и сказал:
— Сакариас, ты ведь можешь ехать на ее велосипеде.
— Я об этом думал. Но что делать с ним потом?
— А-а… Не знаю. Не знаю, что мы будем делать. Но…
— Помолчи, Фернандо, — сказала Мели, — оставь ты это, ради бога, потом что-нибудь придумаем.
Тито догнал их.
— Нет, Мели, — возбужденно сказал он, почти прокричал, — надо теперь об этом думать, теперь! Кто пойдет сегодня и скажет ее матери? Кто? Кто явится к матери с ее велосипедом?
Они остановились на шоссе.
— Не кричи, Тито, прошу тебя, — плачущим голосом умоляла Мели, — не надо сейчас об этом, успеем еще подумать, не терзай ты мне душу!..
— Надо об этом думать, Мели, сейчас надо думать! Ну, кто ей скажет, кто?
— Тито, успокойся, — вмешался Даниэль, — что толку расстраиваться раньше времени.
— Но пойми ты, Даниэль, я просто в отчаяние прихожу, как подумаю, что надо идти к ее матери…
— Придется пойти, — сказал Сакариас.
— Да, Сакариас, — ответил Тито, — я тоже понимаю, что надо ей сказать. Вся штука в том, как? Ну как ей сказать?
Они двинулись дальше.
— По-моему, как ни скажи матери, что ее дочь умерла, все будет ужасно, — заметил Сакариас. — Нет тут выбора.
— Я просто в панике, — стонал Тито, — в панике!
— Ну, оставь… — сказала Мели. — Мы все пойдем, сколько нас тут есть. А сейчас не надо, пожалуйста.
— Да, надо идти всем вместе, — решил Тито. — Всем вместе. Иначе я не смогу.
— Никто бы не смог, — сказал Даниэль. — Если бы мне одному пришлось идти, я не смог бы даже подняться по лестнице, сбежал бы.
Мигель, Алисия, Паулина и Себастьян дожидались их уже возле кафе.
— Пусть кто-нибудь вынесет вещи, — сказал Себас, — мы положим их в коляску. Ждем здесь. Мне не хочется входить, если вы не против.