Харама
Шрифт:
Изложенное выше подтверждаю своей подписью…»
— Благодарю вас, — сказал следователь. — Нет необходимости допрашивать двух других ваших товарищей. Вы все четверо свободны, можете уезжать, когда хотите.
— Ну, если мы больше не нужны…
— Нет. Всего наилучшего.
— Доброй ночи, сеньор следователь, доброй ночи.
Секретарь кивнул головой. Студент стал подниматься по лестнице.
— Да, простите, позовите сюда, пожалуйста, девушку. Ту, которая была в воде.
— Понял. Тотчас пришлю, сеньор следователь.
Студент исчез за занавеской.
— Хорошо
Следователь снова закурил.
— Женщины! — сказал секретарь, качая головой.
Следователь пускал дым и разглядывал свод, потом сказал:
— Хороший получился погреб. Не так-то просто, наверно, было вырубить его в скале.
— Видно, сделан очень давно, — сказал секретарь. — Кто знает, сколько ему лет.
— Возможно, и веков.
— Может быть, и так.
Помолчали. Потом следователь сказал:
— Прохладное место, а?
— Еще бы. Летом только в таком месте и жить. Если бы у меня дома…
— Что и говорить. Я бы тоже. При нынешней погоде редко сыщешь такое место.
— Пожалуй, и вовсе не сыщешь… — И посмотрел наверх.
Занавеска отодвинулась.
— Вот и девушка, — сказал секретарь.
Следователь растоптал сигарету. По ступенькам спустилась Паулина. В руке она держала мокрый платок и шмыгала носом. Следователь остановил взгляд на мужских брюках, морщившихся под коленками, они были велики Паулине и висели на ней мешком.
— Я к вашим услугам, — сказала она тихим голосом, когда подошла к столу.
Скомканный платок она прижимала к носу.
— Садитесь, сеньорита, — сказал следователь. — Что с вами случилось? — мягко спросил он, показывая на ее брюки. — Вы потеряли вашу юбку на реке?
Паулина растерянно оглядела себя.
— Нет, сеньор, — ответила она, поднимая голову, — я так и приехала.
Губы у нее совсем побелели, глаза — покраснели. Следователь сказал:
— Простите, я было подумал…
Он смотрел на свод погреба, сжимая и разжимая кулаки. Наступило молчание. Секретарь уткнулся в бумаги. Паулина села.
— Я к вашим услугам, сеньор, — повторила она слегка в нос.
Следователь снова посмотрел на нее.
— Итак, сеньорита, — сказал он как мог мягче, — мы постараемся особенно вас не затруднять. Вы не будете нервничать, а я только попрошу вас ответить на мои вопросы. Не беспокойтесь, их совсем немного, я понимаю, в каком вы состоянии. Пожалуйста, скажите, как ваше полное имя?
— Паулина Лемос Гутьеррес.
— Сколько вам лет?
— Двадцать один год.
— Вы работаете?
— Помогаю матери по хозяйству.
— Где проживаете?
— Улица Бернардино Обрегон, дом номер пять, недалеко от Ронда-Валенсия. — И она оглянулась на дверь.
— Не замужем?
Она покачала головой.
— Умеете читать и писать?
— Да, сеньор.
— Под судом, конечно, не находились?
— Что? Нет, сеньор, я — нет.
Следователь подумал и спросил:
— Вы были знакомы с пострадавшей?
— Да,
— Скажите, она вам не родственница?
— Нет, нет, просто подруга.
— Можете назвать ее имя и фамилию?
— Полное имя? Да, сеньор: Лусита Гарридо.
— Второе имя не помните?
— Второе?.. Нет, никогда не слыхала. Я бы вспомнила.
Следователь обернулся к секретарю:
— Не забудьте потом установить ее полное имя. Может, кто-нибудь другой здесь знает. — И снова обратился к девушке: — Лусита… А как полностью?
— Наверно, Лусия. Должно быть, Лусия. Да мы-то ее всегда звали Луситой. Или еще короче — Луси.
— Хорошо. Вы знаете, где она проживала?
— Минуточку… Улица Каравака, дом девять.
— Она работала?
— Да, сеньор. Этим летом она работала в компании «ИЛСА», торговала мороженым. Ну, таким, порционным, понимаете? Ну да, в киоске напротив метро, в Аточе…
— Понятно, — прервал ее следователь. — Сколько ей было лет?
— Двадцать один год, как и мне.
— Понятно, сеньорита. Теперь перейдем к происшествию. Постарайтесь рассказать мне по порядку все, как было, не упуская ни одной мелочи. Спокойно, не волнуйтесь, я вам помогу. Ну, начинайте.
Паулина поднесла ладони ко рту.
— Если хотите, подумайте. Только не торопитесь. Мы подождем. И не расстраивайтесь.
— Понимаете, сеньор следователь, мы перевалялись в пыли… они говорят, давайте окунемся, смоем грязь… Я не хотела, так им и сказала, что в такой час, уже поздно… а они все свое, что, мол, глупости, что может с нами случиться… И так настаивали, что я согласилась, и мы пошли в воду втроем… — Она почти плакала.
Следователь прервал ее:
— Простите, кто был третий?
— Тот, с кем вы говорили там, на берегу, Себастьян Наварро, он мой жених. И вот они и я, — я еще им сказала, не будем заходить далеко… — Она заплакала. — Не будем заходить далеко, а он: не бойся, Паулина… Мы были вместе, мой жених и я, а потом — где Луси? Это я ее хватилась. Да вон она, не видишь, что ли? А вода такая темная, я ее зову: Лусита! Чтобы шла к вам, что она там делает одна… А она не отвечает, мы ее зовем, а она, наверно, уже тонула… Я опять ее зову и тут кричу, боже мой, Лусита тонет! Не видишь, она тонет?! Я ему кричу, и мы оба видим что-то ужасное, сеньор следователь, ей, как видно, попала в рот вода, и она не могла ни позвать нас, ни сказать ничего, а только шевелилась так и так… это ужасно, махала только руками так и так… Мы стали кричать, кричать… — Паулина снова заплакала. — Потом слышим, бросились ее спасать, и я обрадовалась, сейчас ее вытащат, спасут, даст бог, подоспеют вовремя… И Себас, мой жених, он почти не умеет плавать, поплыл им навстречу… А ее уже и не видно, река текла быстро, унесла ее на глубину, к плотине… А я, бог ты мой, какой страх был, они ее все не находили и не находили, было так темно, и ее не видать… — Она окончательно разрыдалась, уткнувшись в скомканный платок, который все время держала в руках.