Харбин
Шрифт:
– А про революцию лучше! И Гранин, и Маяковский, и Блок – «Двенадцать»!
Потом она разгладила платье, обхватила руками колени и легла на них подбородком.
– Жалко, что всё это было без нас и мы сейчас не там! А вообще-то нам пора. Причаливайте. И скажите этому противному лодочнику всё, что вы о нём думаете.
На набережной было пусто, они прошли её быстро, и только по площади, от которой начиналась Китайская, шли две русские девушки. Они шли в том же направлении, что и Сашик с Мурой, но намного медленнее, и они их быстро догнали. Одна девушка была полненькая и одетая очень просто, а
– Сашик, а у вас нескромный взгляд, – немного помолчала и добавила: – Хотела бы я посмотреть на мир и на себя вашими глазами.
Он проводил её до маленького домика в Мацзягоу, ни о чём не договариваясь, она только сказала, что он знает, где её найти.
Когда он вернулся домой, все уже сидели за столом и заканчивали пить чай. Почему-то он подумал, что не стоит говорить отцу про записку китайца Антошки при всех, он дождался, когда Тельнов ушёл к себе в комнату, а мама начала помогать бою убирать посуду, и положил перед отцом сложенный листок. Александр Петрович удивлённо глянул, надел очки и развернул записку. Сашик разобрал перевёрнутые слова: «Булоцная Аспецяна, Китайская. В 7 п. п. Антошка. Завтра».
– Ты читал? – спросил Александр Петрович.
Врать не было смысла.
– Только то, что смог разобрать сейчас, кверху ногами.
– Хорошо! Не говори никому!
После ужина Сашик вышел в сад и уселся под яблоней. Земля дышала теплом, жёсткая, подсохшая на жаре трава почему-то казалась ему шёлковой. В голове перемешались революция, Дантон, колени Муры и запах её духов из красной беретки, его взгляд на ту рыжеволосую девушку, который от неё всё же не ускользнул.
«Зачем она Лапищеву? Мура!»
Он уже понимал, зачем Лапищеву нужна девушка с городской телефонной станции, подсказку дала сама Мура, когда обронила фразу о том, что она знает, что завтра ему не к восьми.
«Они могут слушать все разговоры, поэтому она знает, что мне завтра не к восьми. Спасибо Корнеичу, что позвонил и сказал, что завтра можно прийти в девять, а телефонный справочник у них, конечно, есть».
Сашик уже понял, что всё, что он сегодня узнал о Муре, а особенно о том, что она говорила о революции, её настроения, очень на руку Лапищеву. Именно такой человек им нужен, и именно на телефонной станции.
«И что же? Я ему всё расскажу, а потом он попросит меня познакомить её с кем-то из своих людей, и я её больше не увижу?»
Эта мысль Сашику не понравилась. Он мысленно снова увидел Муру на берегу, только он как будто бы всё же обернулся, когда она переодевалась. Нет, он не обернулся, из-за накрытых подстилкой кустов всё равно было ничего не разобрать. Он увидел её с того места, где сидел с китайцем Антошкой. Он увидел её со спины, как она скрещенными руками, чуть подогнув колени, подхватила край платья и…
– Сашик, не помешаю?
Рядом стоял папа.
– Расскажи-ка…
Сашик увидел в его пальцах тонко скрученную бумажку и догадался, что это была записка китайца.
Сашик рассказал.
Отец долго молчал и курил, потом сказал:
– Постарайся об этом забыть. Когда-нибудь я тебе всё расскажу.
Когда он уходил, Сашик смотрел ему в спину и уже понимал, что с этого дня в жизни его семьи что-то должно перемениться.
«Да! А завтра понедельник, и надо ставить метку!»
Глава 9
Александр Петрович достал из портфеля небольшую китайскую лаковую коробочку и поставил её рядом с чернильным прибором и семейной фотографией.
«Вот и весь переезд!»
Зазвонил телефон, он снял трубку.
– Да, господин полковник! Конечно! Я уже приступил! Спасибо, хорошо, ваши добрые пожелания будут нелишними! – сказал Адельберг, положил трубку и перевернул листок календаря.
«Вот так! Вот и кончилась твоя свобода! – Он потёр виски и откинулся на спинку стула. – Однако и выбор был невелик, тут уж в воронку не заползёшь и голову в кустах не спрячешь! И сделано всё – вовсе даже не хитро!»
Два часа назад закончилась его работа в Беженском комитете.
Он встал, достал папиросу, переставил со стола на подоконник пепельницу и, глядя в окно, закурил. «Не хитро! Не хитро! Однако эффективно!»
Сквозь папиросный дым он смотрел, как под окном идут люди: они шли с портфелями и сумками, кто-то с авоськой, из которой торчали стрелки лука и тупой конус китайского зелёного салата; молодая женщина по противоположной стороне улицы вела за руку мальчика. Александр Петрович не слышал, но видел, что мальчик упирается, виснет на маминой руке, капризничает и плачет. Женщина остановилась, присела и стала ему что-то говорить. Мальчик стоял, слушал и размазывал кулачками слёзы; женщина достала платочек, промокнула их и поцеловала мальчика в щёку. Она была в лёгком, воздушном летнем платье, а мальчик в матроске и лакированных чёрных сандаликах.
«Похож на Сашика!»
Три дня назад, в прошлую пятницу вечером, ему домой позвонил полковник Асакуса и предложил встретиться; говорил коротко и закончил так:
– …Так что, Александр Петрович, в понедельник, 18 июля, к девяти часам утра я буду ждать вас в своём кабинете.
Сегодня утром, когда он уже собрался идти на Больничную и Анна увидела, как он одет, она запротестовала. До встречи с Асакусой оставалось не больше тридцати минут, она достала его новый летний бежевый костюм в тонкую синюю полоску, белую рубашку с мягким отложным воротничком, синее шёлковое кашне и такой же платок; он быстро переоделся, она на парижский манер повязала ему кашне и последним точным движением воткнула в нагрудный карман пиджака платок. Всё было ярко и даже весело и замечательно дополнилось лаковыми туфлями и белой итальянской шляпой с широкими полями. Александр Петрович посмотрел на себя в зеркало, Анна стояла рядом, и они отражались вместе, и он удивился.
– Пусть не думают, что тебе всё это важно, – ответила она на его взгляд.
После звонка он рассказал ей о своих встречах с Асакусой и разговорах с ним, сначала Анна встревожилась, а потом подумала и сказала:
– Без Сашика мы всё равно никуда не уедем, а раз он не хочет, – это даже на руку, что ты будешь работать у них, – больше будем знать.
Александр Петрович был обрадован такой её прозорливостью, он думал так же.
Он вышел на улицу, было ещё по-утреннему прохладно, но город уже наливался июльским солнцем, и чувствовалось, что через несколько часов будет жарко. Александр Петрович с благодарностью к жене окинул взглядом свой светлый летний костюм и подумал, что это даже хорошо, что он одет так вызывающе ярко и свободно.