Хазарская охота
Шрифт:
– Насчет добра не знаю. А вот зло точно существует, и я благодарен судьбе за то, что видел его в лицо, хотя и недолго.
– Ну и где же прячется этот враг?
– Он в любой лжи. Кровь не лжет, лжет только примесь. Если зло выдает себя за добро, значит, оно то самое – абсолютное…
– Но ведь и ты, правдолюбец, тоже ищешь хазарское золото! – напомнил Тень.
– Мне плевать на ваше золото – я должен догнать девушку, – отрезал Глеб.
– Можно узнать, зачем вам эта романтическая погоня?
– Она кое-что знает, – нехотя ответил Глеб.
– Отлично,
Тень развернул военную карту:
– Помнишь дорогу в горы?
– Здесь можно пройти короче, – едва взглянув на маршрут, заметил Глеб. – Я весною тут был.
Глава 21
Утро
Я пил из черепа отца…
На рассвете Отшельник подбросил дров в остывший очаг. Виктория проснулась, потянулась с кошачьей гибкостью, прогоняя последние остатки неги, легко спрыгнула с кровати. Взяла лабрис и посмотрелась в него, как в зеркальце, забросила за ухо завиток волос и беспечно посмотрела по сторонам:
– Мне так хорошо и свежо, как было когда-то в детстве… Ты, должно быть, волшебник, и твоя затерянная избушка тоже из сказки?
Отшельник осторожно погладил ее по солнечным волосам и прижал к носу золотистый локон.
– Какой ты смешной…
Виктория выскользнула из его рук, вынула из рюкзака измятую карту, положила на стол и развернула. Через ее плечо Отшельник взглянул на пеструю вязь линий и пунктиров.
– Ты умеешь читать карты? – спросила Виктория. – Смотри вот это – твоя избушка, а это – Богура. Отведешь меня туда? – Виктория показала на красную отметку.
Отшельник кивнул. Виктория торопливо собралась. В последнюю минуту она хотела взять карабин, но Отшельник остановил ее руку.
– Туда нельзя с оружием? – догадалась Виктория, хотя Отшельник думал совсем о другом. Отныне девушка-заря под его защитой, и ей совсем не нужно брать с собою «ручную молнию», в этих горах он убережет ее от любых напастей.
Сжимая горячую ее ладонь, Отшельник повел девушку по тропе. Временами он подхватывал ее на руки, и Виктория по-детски доверчиво прижималась к его груди. От этого «горного парня» веяло мощью и свежестью далекого, уже утерянного истока. От его дыхания и ровного биения крепкого юного сердца приходило незнакомое прежде спокойствие и ясность, и она закрывала глаза в коротком безгрешном блаженстве.
Прошло несколько часов, прежде чем они добрались до Богуры. Отшельник повернул дверь на шарах и первым спустился в пещеру. В подземном зале он щелкнул кресалом и зажег самодельный факел, укрепленный в трещине скалы. Виктория едва слышно ахнула и сделала шаг по рассыпанному золоту.
«Все это – твое, девушка с ледяными глазами. Я последний страж этого золота, и я слышу, как оно шепчет, что устало ждать. Я слышу, как духи этой горы просятся на волю», – беззвучно прошептал Отшельник.
Но Виктория не услышала его голоса, она равнодушно пересыпала из ладони в ладонь золотые монеты. Отшельник зажег еще один факел, и в сумерках пещеры проступил изящный женский силуэт. Это была статуя обнаженной женщины из мерцающей, еще сырой глины. Казалось, она дышала, была пластичной, живой и светилась заключенной в ней жизнью. Красивое тонкое лицо, большие широко раскрытые глаза, волосы, разобранные на тонкие пряди, и каждый волосок прочерчен отдельно извилистым движением резца. Украшения и детали были сделаны с не меньшей тщательностью, точно влюбленный язычник ваял свое божество. На груди лежала золотая древнерусская гривна. В руках глиняная богиня держала маленький изящный топорик.
Отшельник коснулся влажной глины, удивляясь почти живому теплу: в недрах зимней горы было неожиданно жарко. Он погладил статую по щеке, словно желая оживить, коснулся высокой груди и перевел взгляд на Викторию, и она невольно отдалась этой искренней, волнующей игре в пещере сокровищ. Обожание красивого дикаря и его целомудренная дикость волновали ее и будили в ней истинную душу, спящую под заклятием Минотавра. Рядом с Отшельником она становилась тою, кем была всегда: сильной, честной, страстной и стремительной.
Отшельник осторожно освободил ее от куртки и камуфляжа. Опустив глаза, он украсил ее обнаженную грудь ожерельем, вложил в ее руки лабрис и опустился на колени, любуясь своим творением. Две женщины чудной красоты – живая и созданная из глины, были похожи как сестры. Отшельник обнял живую «жрицу» и неумело коснулся губами ее губ.
– Ты будешь Берегиней, – и Виктория впервые услышала его беззвучный голос. – Я поручусь за тебя перед духом горы, и он примет тебя.
Отшельник вынул из ее рук топорик и положил рядом со статуей.
В пещере позади них с шумом осыпались мелкие камни, кто-то чихнул, зашуршал и зашаркал. По лицу статуи пробежал слабый блик, и дрожащий выморочный свет электрического фонарика заметался по стенам. Виктория скользнула в скальную нишу позади статуи и замерла.
Бормоча под нос и часто спотыкаясь, по подземелью шел Костя. За плечом у него болтался карабин, словно он был сторожем при сокровищах. Увидев Отшельника, он возликовал:
– Сынок! Это я сделал, я! Я оживил пещерный храм-склеп. А ты думал, твой отец ничего не умеет, что он городской пентюх, неудачник?
Костя взял в руки небольшой оливково-белый череп:
– Вот они, кости самой первой жрицы. Я нашел их в пещере, сделал слепок и восстановил ее облик. О, это целая школа, антропологи называют ее школой Герасимова. Пока я лепил эту статую, вся ее жизнь прошла передо мной, словно я писал книгу!
Подслеповато щурясь, Костя уставился на блестящий предмет у ног глиняной жрицы.
– Лабрис? Откуда?! Она, здесь, эта чертовка? Выходи, подлюка! – взвизгнул Костя.
Виктория выступила из тьмы, и встала рядом со статуей, презрительно глядя на крошечного головастого человечка. В свете факелов она была похожа на бронзовую богиню.