Хедин, враг мой. Том 2. «…Тот против нас!»
Шрифт:
Похож сейчас уж скорее на инеистого великана, чем на аса…
Старый Хрофт нагнулся, подхватил с земли обломившуюся ветвь Иггдрасиля. Повертел в руках и окунул в Источник.
– Сигрлинн. Послушай, что я тебе скажу…
Волшебница высокомерно вскинула подбородок.
– Нет уж. Я передумала. Не надо мне твоих оправданий. Быть может, всё это и входит в какой-нибудь особо хитрый план Хедина, но я вижу только одно – ты спелся с его врагами и необратимо нарушил Равновесие. Уходи. Я по-прежнему готова пощадить твою шкуру.
Отец Дружин повёл
– Не думаю, что мне придётся куда-то уходить, Сигрлинн. Мир изменился. Однако, несмотря ни на что, у меня нет на тебя зла. Ты любима самим Хедином, моим другом. Я не хочу тебе вреда.
Чародейка досадливо скривила губы, и на месте неё вновь взвихрился огненный смерч. Из-за крыш появилась громадная морда Фенрира, однако Один, не оборачиваясь, лишь коротко махнул волку – сгинь, мол.
Волк поколебался, но перечить не дерзнул.
Райна, по-прежнему не зная, на что решиться, следовала за пламенным смерчем. Гулльвейг ранена, но, в конце концов, она выживала после любых атак, словно неуничтожима была не только её бессмертная суть, но и плоть.
Райна видела, как отец шагнул навстречу огню, протягивая руку. Губы его шевелились, он словно что-то говорил, быстро и горячо, но слов Райна отчего-то не слышала.
Пытается остановить? Пытается что-то сказать в последний миг? Сигрлинн требовала «объяснений», неужто отец унизился?
Райну жаркой волною заливал гнев, гнев урождённой валькирии.
Огненный смерч качнулся, покатился вперёд, прямо на Старого Хрофта.
Тяжко и горестно взвыл вдруг Фенрир, словно пёс по убитому хозяину.
Смерч начал расти, шириться, с него срывались один за другим огненные шары, взмывали и с шипением гасли в кроне Иггдрасиля. Гасли, потому что из Источника вырвался настоящий пенный гейзер, обдавший всё священное дерево до самой вершины мерцающей влагой. Всё вокруг окуталось густым, плотным жемчужно-серым туманом.
Шипение сделалось оглушающим, словно паром дышало целое сонмище драконов.
На плечи Райны навалилась вдруг чудовищная, неподъёмная тяжесть. Неведомая сила вдавливала её в каменные плиты, выжимала воздух из лёгких, заставляла дрожать от дикого напряжения колени, словно на спину нагрузили цельных гранитных блоков.
Валькирия рванула из ножен альвийский меч.
Над головами, над крышами Асгарда стремительно стягивались тяжёлые, почти чёрные грозовые тучи, но Райна не могла понять, чьё это чародейство.
В тумане мелькнул силуэт отца, размах его только что подобранного с земли оружия; ветвь Иггдрасиля сейчас словно состояла вся из туго переплетённых жемчужно-серебристых молний.
Райну гнуло и гнуло всё ниже; вот она уже упала на одно колено, и даже вся новообретённая сила Древних Богов не могла ей помочь. Сигрлинн не допускала никаких неопределённостей. И ничего не забывала. Убивать или даже калечить валькирию она не хотела – у Райны всего лишь отнимались ноги.
Её жизнь не стоит даже её смерти…
Ярость,
Сила вернулась к Древним Богам, правившим мирами, когда этой гордячки-чародейки не было и в помине. Она, Райна, видела все эпохи Сущего, триумфы и трагедии, и не… этой… выскочке… уложить… её… мордой… в гранит!
Она… никогда… не… сдастся!
Огненный вихрь окутало клубами пара, пар сделался густ и совершенно непрогляден. Вода и пламя сходились в извечной схватке; огонь не может поджечь даже и самой малой капли росы, но может заставить её испариться.
Тяжкий подземный удар, – гранитные плиты под ногами Райны заходили ходуном, трескаясь, выбрасывая вверх снопы острых, словно наконечники стрел, осколков. Басовито отозвалась до предела натянутая струна, протянувшаяся из неведомых глубин к Источнику под корнями Иггдрасиля; эхо столкнувшихся сил раскатывалось далеко окрест, куда глубже фундаментов Асгарда, сотрясая основания равнин Иды.
Смертельная давящая тяжесть исчезла, словно чародейка напрочь забыла о Райне.
Огненный вихрь ширился и рос, с него срывались целые рои золотисто-оранжевых брызг, – словно сказочная птица плескала крылами. Одна из таких брызг пронеслась мимо Райны, ударила в камень плит, и близкий взрыв швырнул воительницу наземь. Если бы не силы валькирии, удесятерённые последним приливом их ко Древним Богам, от неё бы осталось мокрое место.
Ало-чёрное дымное пламя опадало, оставляя после себя круглую воронку глубиной в рост человека и шириной в три. Гранит плавился, словно в жерле вулкана, жадные языки огня лизали крепостную стену, ползли, извиваясь подобно змеям, к неподвижному телу Гулльвейг, и Райна поняла, что делать.
Даже она, валькирия Асгарда, не в силах вмешаться в поединок отца и волшебницы Сигрлинн. Но она может вытащить Мать Ведьм, которая, как ни крути, встала на их сторону и пыталась защитить их дом.
Райна едва сорвалась с места, когда сверху обрушился целый рой пламенных брызг, и во дворе крепости асов воцарилось подлинное инферно. Валькирия бросилась ничком на тело Гулльвейг, закрыла собой – над ними пронёсся сноп гранитных осколков. Всюду – дымящиеся воронки, едкое пламя, чёрный дым, и кажется, что вокруг горят и камень, и земля.
Райна закинула руку Гулльвейг себе на плечо и, призывая на помощь все силы, приподнялась, потащив бесчувственную Мать Ведьм к воротам. Больше тащить её было некуда, ибо пламя уже вцепилось в стены самой Валгаллы, алчно лизало золотые щиты, покрывавшие крышу, – и валькирия замерла, как вкопанная.
Асы.
Призрак матери.
Что будет с ними в этом пожарище?!
Бежать нельзя. Нельзя бежать.
– Брось… меня… валькирия… – простонала вдруг Гулльвейг.
– Ты защищала Асгард. Я тебя не брошу, – пропыхтела Райна. Ей казалось, что она тащит на себе рослого гримтурсена в расцвете сил.