Хендлер, или Белоснежка по-русски
Шрифт:
— Я люблю тебя, малыш. И хочу, чтобы ты всегда была рядом.
— Эгоист, — ему пробормотали в грудь, но улыбка сквозила в слове.
— Эгоист, — согласился Кирилл. — Потому что я не знаю, как смогу жить без тебя.
— А если сможешь? Вернёмся — и всё будет по-старому, — Настя явно его провоцировала, вон и рука скользнула по его спине, опускаясь ниже. — Я не хочу выходить за тебя из жалости.
Что? Кирилла подбросило на кровати, он резко перевернулся, оказываясь над девушкой:
— Из жалости?! Любовь из жалости?!
Под ним засмеялись тихо:
— Тихо, Кирилл Дмитриевич! Я… подумаю над вашим предложением…
— Подумаешь? — он медленно свирепел, но яростью притворной, разгорающейся огнём страсти. — Конечно, подумаешь! Даю тебе целую минуту подумать… Хорошо подумать! Потому что больше не позволю. Никому тебя не отдам, поняла? И на метр не отпущу.
— Кирилл! — Настя начала задыхаться от горячих поцелуев, ползущих хаотично по телу и создающих магию порабощения разума.
— Ты подумала, моя женщина и мать моих будущих детей? — горячими губами спросил в её живот хриплый голос.
— Я согласна, — простонала Настя, ответно сжимая длинные сильные пальцы, забравшие её, до сих пор слабые от полудрёмы, в замок. — Люблю тебя.
— Давно бы так, — притворно грозно сказали внизу, и в следующую секунду Кирилл подтянулся, оказываясь своим лицом напротив другого, закусившего губу и с закрытыми от истомы глазами. — Я тебя тоже люблю, малыш. Моя Настенька! И, клянусь, обязательно сделаю тебя счастливой. Не всё же тебе меня…
Утренние сборы заняли немного времени. Геннадий потянулся за пачкой сигарет в ответ на вопрос Кирилла, надо ли брать с собой консервы: планировали заночевать в одной из заброшенных станций:
— Там всё есть, не таскай лишнего. Вещи тёплые не забудь, — и вышел, распространяя сигаретное амбре за собой в домике. А пока гости пили «на дорожку» чай, отнёс к лодке из сарая две полные канистры бензина. Животным насыпал корма доверху, чтобы за пару дней не оголодали и налил воды полное корыто: «Ничего, травы вон по колено, не сдохнут».
В лодку сели все: и люди, и собаки. Малыш, сегодня путешествующий с хозяином, первый запрыгнул и сел аккуратно, на дно, прижимая уши, словно боялся вывалиться во время движения. Рядом улёгся Фикс, немного нервничающий: вчерашняя поездка для него стала новым испытанием, если бы не спокойствие хозяев…
Отправились по Тавде. Вскоре, перекрикивая жужжание мотора, Белов указал рукой на несколько домов, обозначавших очередную уральскую деревню:
— Зыково! У них есть связь! Если надо позвонить домой, завернём!
Настя покачала отрицательно головой, и Кирилл повторил её жест: только подключись — одним часом не обойдёшься, чтобы отследить все нужные и ненужные новости. Но главное, новости могут испортить настроение, и ведь проблему, если такая есть, не решишь на расстоянии, зато будешь думать о ней весь путь, а то и соблазнит помчаться назад.
— На обратном пути! — дядя Гена догадался о фразе по движению губ Кирилла.
Карамзин наслаждался скоростью, влажным ветром, плевавшим в лицо мелкими брызгами и запахом речной воды, и смотрел вперёд, стараясь ловить фразы Геннадия, рассказывающего про вымирающие деревни, отрезанные от цивилизации лесами и болотами, про рыбу, о прошлогоднем случае, когда он сопровождал залётных археологов на Усть-Вагильский холм…
— Что-нибудь нашли? — спросил Кирилл.
— А то! С каменного века до Средневековья чего только нет… Наська, вон, тоже находила… Я во-о-н там кость мамонта нашёл, в Кошмаках…
Белов махнул неопределённо рукой на левый берег, Кирилл машинально оглянулся и только теперь заметил, с каким судорожным видом Настя вцепилась в борт лодки одной рукой, второй — прикрывая рот.
— Ты чего? Тебе плохо? — наклонился спросить.
Настя сделала неопределённый жест, мол, всего лишь укачало. Но Кирилл попросил Белова пришвартоваться к берегу. Едва остановились, девушка перегнулась через борт — и завтрак успешно отправился на корм рыбам. Белов почесал в затылке:
— Может, сметана малость свернулась? Или хлеб того…
— Ничего, мне надо пройтись. Укачало с непривычки, — с помощью Кирилла Настя вылезла из лодки и ловко взобралась на береговой холм, уходя подальше от мужчин — попросила дать отдышаться и заодно вспомнить старые места, в которых давно не бывала.
— Смотреть тут нечего: деревня вымерла, — философски заметил Белов, но достал сигареты и опустился на густую траву.
Кирилл присоединился, и мужчины закурили, отгоняя дымом от себя настырных насекомых да продолжая разговор про археологов, для которых здесь, на Урале, как мёдом было помазано. Отец Насти и она сама по долгу службы часто здесь копошились. Все найденные черепушки тщательно укладывались в ящики, фотографировались, нумеровались.
Карамзин задумчиво заметил: а ведь когда-то здесь жили и, причём, не один век, раз целых три эпохи археологи отметили. Выходит, что-то манило сюда людей. Ладно, век каменный — где устал, там и присел, где присел — там и хижину построил. Примерно так Карамзин себе и представлял выбор места для жительства. Но ведь в Средние века Русь уже существовала, крупные города, торговля между ними и всё такое. Что же манило в эти непроходимые кущи людей?
— Пушнина, звериный мех, — коротко объяснил Белов, оглядываясь на Настю, за которой увязались собаки и которая успела заметно отойти. — Наловят ушкуйники, да по реке вверх — продавать. К тому же спокойно тут. В городах постоянно воевали, а здесь один враг — дикие животные, и те зря не полезут.
— Да, но моторных лодок тогда не существовало. Попробуй, погреби семьсот (или больше?) километров… вёрст, то есть…
— Как-то жили, — философски согласился дядя Гена.
Кирилл докурил сигарету, аккуратно потушил её, подобно местным, остерегающимся пожаров, и встал, потягиваясь:
— Пойду к Насте, пока она опять не нашла чернику.
Застал он её за разглядыванием канав, частично наполненных дождевой водой и заросших так, что соваться в них не стоило. Фикс с Малышом неподалёку суетливо обнюхивали, судя по всему, жилые норы местных четверолапых жителей.