Хендлер, или Белоснежка по-русски
Шрифт:
— Злюка! — рассмеялся Карамзин, но приставать не стал. Настя попусту не сердилась, значит, лучше её было не трогать, тем более её утренняя тошнота отступала медленно, и нужно было нормально пообедать горячим.
Белов разжёг на костровище берёзовые поленца, поставил котелок и занялся готовкой, освободив столичных гостей от забот. Настя медитировала, попросила дать ей время побыть одной. Кирилл взялся за гитару: в сердце рождались новые слова и мелодия, поэтому хотелось их вытащить наружу, чтобы не растаяли, не исчезли…
Скоро
— А что, есть какие-то особые традиции археологов? — встрял в словесную дуэль Кирилл, гитара которого лежала рядом и нетерпеливо ждала перебора струн.
— Дядя Гена шутит, нет никаких традиций археологов, кроме одной, — не оставлять после себя бардак, — Настя опередила родственника.
— А как же песни Самрау, Кояш и Ай?
— Я где-то уже слышал эти имена, — пробормотал Карамзин, поднимаясь с грубо сколоченной скамьи, чтобы принести закипевший закопчённый чайник с травами.
Настя объяснила терпеливо, а сама состроила угрожающую мину родственнику, мол, зачем смущать непосвящённых?
— Самрау — это башкирский бог неба, Кояш — его первая жена-солнце, а вторая жена — Ай-луна. Я не песни пела, а вспоминала строфы из поэмы «Урал-батыр». На школьных мероприятиях часто выступала с поэмой, пока мы здесь жили, а потом, когда переехали, не тот эффект был: уральской мифологией в Подмосковье не увлекаются.
По бокалам разливалась ароматная жидкость, Кирилл отхлебнул свой чай и взялся за гитару, но тему разговора не сменил:
— А венок зачем? — Настя заметно смутилась, и он улыбнулся углом рта, — а говоришь, что не колдуешь.
— Вот-вот, — закивал дядя Гена, — ворожит, ещё как!
— Места здесь такие, — хмыкнула Настя, — намагиченные.
Кирилл уже был наслышан про многовековые обряды в этом месте. Скорее всего, тут находилось поселение, со временем превратившееся в капище из-за кладбища. Логично было бы предположить, что найденные керамические обломки эпохи каменного энеолита были частью бытовой посуды, а не благотворительной ярмарки по выходным.
Отдохнув после обеда и убравшись за собой, посетители музея-без-границ прогулялись немного. Кирилл был шокирован стёртой с лица земли деревней, от которой не осталось даже построек. И затем путешественники отправились дальше.
Следующие километров десять берега Тавды не обозначались намёками даже на деревни-призраки, но вот лодка свернула с широкого голубого полотна налево, по мелкой речушке Вагель, и снова кое-где замелькали чёрные остовы брошенных домов.
«Есть ли жизнь на Урале? Нет ли жизни на Урале? Царям то не известно», — пошутил машинально про себя Кирилл, ибо перекрикивать мотор ради поощрительных улыбок не хотелось. Наступило состояние погружённости путешественника, когда мелькающий за окном вагона пейзаж вводит в состояние вневременного транса.
Попытка изобразить двух влюблённых с «Титаника», только в сидячем положении, закончилась объятием — Настя замкнула кольцом вокруг себя мужские руки и прижалась к Киру. Шутника остепенили уютная поза и неподвижная подруга, так они и ехали, созерцая однородный травянистый фон по обе стороны от речушек и каждый думая о своём. Кир только спросил Настю, как часто она бывает здесь. Девушка ответила — почти никогда: это специально для него устроили экскурсию к самым большим местным озёрам — Большому и Малому Вагильскому Туману.
Теперь скорость передвижения замедлилась: непредсказуемый Вагель то и дело лихо поворачивал налево или направо. В паре мест Белов останавливался, глушил мотор, чтобы не кричать, и спрашивал, хочет ли Карамзин посмотреть на очередную деревню и остановиться на ночлег. Тот отказывался, начиная проникаться бирючеством местных. В деревне Гагарской имелась цивилизованная рыбацкая база с хорошими по местным меркам туристическими домиками и баней. Но там жили люди, семейная пара, охраняющая базу, и Кир поморщился: «На обратном пути, дядь Ген, если хочешь повидаться с ними».
Затем пустынная деревня Лупта, за ней — Сотниково с рыбацкой базой какого-то бизнесмена, повесившего амбарные замки на домики и забросившего хобби.
Ещё становища рыбаков — здесь вовсе приходилось быть осторожными. Прямо посреди реки вдруг возникли палки и натянутые на них сети.
— Перетяга для рыбы, — объяснил Белов и ткнул пальцем в квадрат, где плескалась рыба: — Не дают ей уйти дальше, и она размножается в специальных сачках, вон одно… Раньше здесь работа кипела: на вертолёте увозили рыбу в город.
— Аминь, — всё, что нашёлся сказать Кир, когда заметил лопасти старого вертолёта, наверное, уже вросшего своими шасси в почву. Отслужив свой век, машина оказалась не нужна даже сборщикам металлолома.
До места ночёвки и конечной цели оставалось немного. Вагель неожиданно раскинулся, напоминая собой удлинённое озеро, а не реку. И вдруг впереди раскатилась водная скатерть, голубая самобранка, поглощая зелёное царство травы.
От этой свободы захватило дух — Кирилл невольно разжал руки и подался вперёд, с досадой вспомнив о севшей батарее на телефоне и оставленной в Серове видеокамере брата. Но зрелище оказалось не самым впечатляющим — вскоре нырнули из Малого Вагильского Тумана в Большой, и даже Настя застонала от красоты.