Хитрая злая лиса
Шрифт:
— Почитайте про Малыша. Который не должен реветь. — Вера не поняла, он уточнил: — «Малыш, не реви» прозвучало как цитата.
— А, да. Это сказка про Карлсона. Такой весёлый парень летающий. У меня нет этой сказки с собой.
— Расскажите так.
Он осторожно лёг в воду, Вера смотрела, как растворяется шёлк рукавов и воротника, с опозданием подумала, что повязки мочить, наверное, не стоило, но уже было поздно. Министр устроился удобно, понемногу расслабляясь и успокаиваясь, стал прислушиваться к ощущениям, и они ему нравились, Вера видела, ей хотелось расцеловать себя за это приглашение. Министр полежал немного, откинувшись на подголовник и закрыв глаза, потом повернул голову к Вере и посмотрел на неё с вопросом,
— Я её не особенно хорошо помню. Там был, в общем, мальчик, и он был у родителей один.
— Счастливчик.
— Он так не считал. Ему было одиноко и он очень хотел собаку. Но родители не хотели и не покупали.
— Чуете родственную душу?
— Ага.
— И что предпринял мальчик?
— Ничего, он был не особенно предприимчив. К нему прилетел волшебный летающий парень, такой, скромный, в меру упитанный, в полном расцвете сил, и очень талантливый. И он его постоянно подбивал на всякие шалости, съедал его варенье и рушил всё в его доме. Мальчик был в восторге.
— И чем всё кончилось?
— Мальчику купили собаку, а Карлсон улетел, но обещал вернуться. По-моему, он был воображаемый, мальчик его придумал, чтобы реализовать своё внутреннее желание не быть одиноким и жажду разрушений, но при этом не чувствовать вины за эти разрушения, типа это не он, а Карлсон.
— А кто кого просил не реветь?
— Карлсон мальчика, его звали Малыш. Его наказывали за те разрушения, которые творил Карлсон, родители не знали про Карлсона и думали, что это Малыш всё рушит. И ставили его в угол. Он плакал. Карлсон сидел с ним и говорил: «Не реви». А малыш говорил, что он не ревёт. Отрицание как первая стадия смирения с неизбежным.
Она видела, что министр засыпает, и говорила всё тише, он лежал с закрытыми глазами, чуть улыбаясь, потом улыбнулся шире, впечатлённо качнул головой и сказал, не открывая глаз:
— Ох и сказки в вашем мире.
— Расскажите что-нибудь из вашего.
— Мне сказки рассказывал только Тедди. Если бы её пересказывал Тедди, Карлсон... Ох и имя, на северское похоже. Этот парень, в общем, Малыша бы в первую очередь напоил и научил всё взрывать.
— По опыту говорите?
— Да. Тедди был первым, кто налил мне пива. В детстве я его любил, сейчас уже нет. И пороха он мне насыпал, патрон расковырял и дорожку насыпал, и говорит: «Вперёд, жги». Мне так страшно было, это такой восторг, помню как сейчас.
Он открыл глаза, сел немного выше, положив локти на края ванны, Вера смотрела на его руки под мокрыми рукавами, видя глазами то, что уже ощущала своей особой силой — у него мурашки от этого воспоминания, это было правда впечатляюще. Министр задумался, как будто мысленно был там, с Тедди, потом посмотрел на Веру, возвращаясь в реальность, и сказал:
— Тогда были старые патроны, и старый порох, современный так не горит. Хотите попробовать? Я найду старый, у меня есть. Это круто. Тедди был крутой, всё что он делал было обалденно. Стихи, карикатуры... Он так морды бил, великие боги, никто в мире так не дрался. Изобретательно, хитро, мощно, иногда прямо как таран, и очень сильно, иногда наоборот двумя пальцами, но всегда круто. Я мечтал так научиться, так и не научился. Вы мне его постоянно напоминаете.
Он посмотрел на Веру, она отвела глаза — что-то изменилось, он как будто проснулся, и опять перешёл на «вы», она пока не поняла, как к этому относиться. Министр сменил тон на более серьёзный, и сказал с ноткой вины за эту серьёзность:
— Вера, у меня есть к вам одна просьба, глубоко личная.
— Говорите.
— Я хочу, чтобы вы поужинали с Эйнис. Возможно, не один раз.
Вера подняла брови, но продолжения не дождалась, и спросила:
— С какой целью?
— С целью рассказать ей несколько впечатляющих историй о ваших впечатляющих мужчинах.
— Зачем?
— Чтобы она осознала, насколько
— Я не понимаю, при чём тут мои спектакли.
— Мне не нравится новый парень Эйнис.
Вера нахмурилась:
— Это который конюх, или у неё уже более новый есть?
— Конюх, да. Но дело не в том, что он конюх, дело в том, что он козёл. На самом деле, я был бы счастлив, если бы она вышла замуж и перестала висеть у меня на шее, но выбирать ей мужа я не хочу — она карнка, у них тут так не принято. И я сам... скажем так, совершил целую череду необдуманных поступков, позволив ей поверить, что она в своей жизни может получить всё что угодно, и жить так, как она захочет. Поэтому сейчас резко менять политику и заявлять ей, что она выйдет за того, за кого я скажу... будет довольно смело. Она не выйдет, она сорвёт церемонию, плюнет мне в лицо и будет права. И даже если выйдет, то жить мирно не будет, и при первом же конфликте сбежит обратно, а конфликты будут, потому что она та ещё примерная жена. И вместо того, чтобы пересадить её со своей шеи на шею мужа, я получу её себе навечно, и, что гораздо хуже, она будет не пойми кем — дочерью она официально не является, сестрой тоже, я внёс её в завещание, но не удочерил, я не имею права принимать такие решения без матери, а она мне отказала, я просил её много раз, там без шансов. Поэтому любое моё вмешательство просто испортит Эйнис репутацию. И испортит мои с ней отношения, которые и так не очень. Я хочу от неё избавиться, и я хочу, чтобы это было надёжно — то есть, она должна сама выбрать себе мужчину, и сама захотеть за него замуж, и не просто платье и банкет, а жить долго и счастливо, чтобы с ним было лучше, чем со мной. На данный момент её выбор ужасен. И я хочу, чтобы она это поняла и бросила его. И, так сложилось, что общение с вами её к этому подталкивает лучше всего. И вообще ей от общения с вами всесторонне лучше.
Вера подняла брови ещё выше, хотя это было уже сложно, и уточнила:
— Это она вам так сказала?
— Нет, это мне Кайрис написала в отчёте, я негласно проверяю всех, с кем хоть как-то контактирую, об этом никто не знает. И вас я попрошу об этом молчать. Потому что Эйнис этого ни за что не признает, и ей будет неприятно узнать, что кто-то догадался о том, насколько сильно вы ей нужны, приятны и полезны в этих вопросах.
Вера потёрла лоб, пытаясь вернуть брови на место и дать себе секунду на осознание, и решила быть конструктивной:
— В итоге, что я должна ей рассказывать?
— Что захотите. Моя цель — чтобы она осознала, что её парень ужасен, и бросила его. Я не только вас об этом прошу, я просил Кайрис, Дайнис и жену Дока. Но Кайрис для неё не авторитет, потому что она всех мужчин не любит, Дайнис для неё не авторитет, потому что она наоборот любит всех подряд, но тем не менее, до сих пор не замужем, а жена Дока при единственной встрече полчаса жаловалась Эйнис на то, как ей замужем плохо, как Док ей обещал золотые горы, а в итоге не смог обеспечить даже своего присутствия дома на праздниках, и как она вообще по жизни страдает в браке каждый день, мне её убить хотелось. По всем отчётам, она в браке счастлива, почему она это сказала, чёрт её знает, может быть, надеялась, что это передадут мне, и я буду чаще отпускать Дока на выходные. Короче, это тоже не сработало. Больше просить некого, остались только вы.
— Она меня не любит, это же очевидно.
— Не любит. Но общение с вами идёт ей на пользу, и она это сама понимает. Она даже прикладывает усилия, чтобы вести себя прилично, в вашем понимании. Чтобы вы продолжали с ней общаться и делиться опытом отношений. В её представлении, вы в этом на диво хороши.
Прозвучало с невероятной досадой, министр смотрел в стену перед собой, но выглядел так, как будто эта стена — причина всех его бед. Вера осторожно поинтересовалась:
— Почему у неё такое представление?