Хитрая злая лиса
Шрифт:
Необитаемый остров
И я застрял здесь серьёзно,
Меня не надо спасать.**
В этот момент она поймала взгляд министра Шена, стоящего в дальнем ряду зрителей, и замолчала. На нём был другой костюм, хоть и похожего фасона и такой же синий, но она отличила, лента была та же, но волосы выглядели мокрыми, на лице было показное спокойствие и лёгкая бледность.
«Если какая-то сука посмела облить его водой, я её урою прямо здесь.»
— Почему ты прекратила петь? — тихо спросила старшая Сун, Вера посмотрела на неё, пытаясь вытащить себя из кровавой фантазии обратно в реальность, смущённо улыбнулась и сказала, выключая музыку:
— Стихи не должны быть слишком длинными, как я поняла, это утомительно. Или нет?
Старшая Сун развела руками и плавным жестом указала на госпожу Виари, как будто передавая ей слово, как более компетентному в этих вопросах специалисту. Виари скромно улыбнулась и сказала:
— Стихи — да, хотя бывают исключения, но песни — точно нет, в песне допускается два-три куплета в двенадцать строк, и четыре припева по четыре-шесть строк. По современной моде, стихи должны быть короткими и хлёсткими, но я уверена, эта мода пройдёт, она никогда не задерживается надолго.
— А какая задерживается? — Вера изо всех сил изображала заинтересованность в местной истории искусств и незаинтересованность в том, кто облил водой министра Шена, хотя у неё уже кулаки чесались подойти и задать конкретный вопрос. Виари взяла чайник и стала рассказывать нараспев, как сказку:
— Давным-давно, в те прекрасные времена, когда стихи читали совершенно все, а писали исключительно те, кому не давал молчать талант, данный небесами... Эх, давно, до войны, прекрасное было время. В общем, тогда в моде были стихотворные поединки, в которых сходились поистине великие поэты, настоящие титаны, и они не просто цитировали чужие стихи по очереди, соревнуясь в глубинах и объёмах своих познаний в литературе, но и писали свои собственные стихи, сочиняя прямо на ходу, и соревнуясь не в умении запоминать чужое, а в собственном мастерстве владения словом и художественной выразительности. Это, в некотором роде, сравняло в правах и возможностях старых поэтов с большим опытом и молодых, совсем начинающих. Многим это было не по нраву, было даже целое движение против «дилетантов в литературе», и в итоге они победили, задавив молодых числом и авторитетом, что ожидаемо, к сожалению. Но в течение недолгого периода подъёма этого течения, который длился буквально два сезона, с весны по осень и ещё одну весну, молодые поэты оставили в истории свой особенный след. И я там была, — она захихикала как маленькая девочка, посмотрела на Веру и других дам за столом, не на шутку удивлённых такими откровениями, кивнула: — Да, я соревновалась в поединках «между двумя ширмами». — Дамы ахнули, Виари посмотрела на Веру и объяснила: — Это когда оба дуэлянта сидят за ширмами, а между ними сидит чтец, он громко зачитывает тему поединка, бросает монету, при помощи которой выбирается первый выступающий, и переворачивает песочные часы. Первый выступающий пишет свой стих, обычно это три строки (но иногда писали и десять, если было, что сказать), и просовывает листок под ширмой. Чтец его принимает и читает вслух, переворачивает часы, и пока сыпется песок, второй поэт пишет ответ. Тоже просовывает под ширмой, чтец опять принимает, зачитывает и переворачивает часы, и дальше, и дальше, пока один из дуэлянтов не признает поражение. Иногда такие поединки длились всю ночь до рассвета, и иногда зрители действительно всю ночь сидели как на иголках, такая была сила в этих дуэлянтах. Сейчас так уже не соревнуются, — она поставила чайник и взяла свою пиалу, Вера взяла свою и спросила:
— А как соревнуются сейчас?
— Сейчас дуэлянты сидят напротив, чётко осознавая, кто перед ними, и боясь сказать лишнее или проявить недопустимые эмоции, потому что зрители тоже всё видят и навсегда запомнят. И поэтому все читают только старые проверенные стихи, авторства старых скучных поэтов. Естественно, преимущество всегда у того дуэлянта, чьи родители раскошелились на библиотеку побольше и позволили своему чаду побездельничать с книгами подольше, так что итог почти всегда предрешён. Иногда эти соревнования разнообразят, предлагая дуэлянтам вино после каждого раунда, это вносит некоторую интригу, — она захихикала, все вокруг тоже солидарно рассмеялись, Виари вздохнула: — Но настоящего изящества такие соревнования, конечно, лишены, они не для дам. И остроты лишены, и страсти, и риска, и вообще всего того, для чего и была создана поэзия.
Повисла тишина, Вера смотрела на Виари, ощущая, что старушка сейчас расплачется. Беспомощно посмотрела на хозяйку дома, та поймала её взгляд и отвела глаза, как будто сама не понимала, что делать. Потом Виари резко толкнуло под локоть что-то белое и пушистое, заставив пролить чай, Виари ахнула, к ней бросились служанки, а Виари рассмеялась и погладила маленькую собаку, которая нагло влезла к ней на колени:
— Лу-лу, бессовестная! Как ты сюда попала?
— Простите, она спряталась в корзине, — прошептала одна из служанок, все рассмеялись, Виари погладила собаку и виновато посмотрела на Веру, потом на остальных, чуть поклонилась хозяйке дома и тихо сказала:
— Спасибо за прекрасный вечер, у вас всегда хорошо, но в этом году как-то совершенно по-особенному. Вы меня извините? Я очень устала.
Хозяйка стала уговаривать её посидеть ещё немного, но Вера видела, что она и сама устала. Толпа стала расходиться по другим площадкам, собралась в несколько больших групп вокруг компаний, где играли на тай-бу и пели, на них больше никто не обращал внимания. Виари убедила хозяйку, что ей правда пора, хозяйка с облегчением согласилась и стала благодарить Веру и вторую даму за оказанную её скромному дому честь их принимать. Виари встала на ноги при помощи двух служанок и ушла домой со знакомой телепортисткой, вторую даму унесли на носилках двое слуг, Веру забрал министр Шен, хозяйка осталась наводить порядок.
Министр выглядел уставшим и мрачным, Вера пощупала его непривычно ледяную руку и шёпотом спросила:
— Всё в порядке?
— Да.
«Дзынь.»
— Устали? Хотите уйти?
Он посмотрел на неё с натужным возмущением, как будто она его оскорбила, предположив, что он может устать всего лишь от фестиваля, но в глубине глаз было большое желание сказать да и уйти побыстрее. Вера погладила его руку сильнее и сказала ещё тише:
— Скажем, что это я устала. Если Виари можно, то и нам можно уже уходить, да?
— Да.
Он вёл её вдоль широкой тропинки, проходящей через весь сад клёнов, а потом резко свернул на узкую боковую тропинку, и одновременно Веру как будто за ухо дёрнул знакомый голос, поющий под тай-бу:
Кошечка — гордый зверь,
Кошечка — скользкий шёлк.
Кошка тебе на дверь,
А ты... не ушёл.
Вера стала осматриваться, и нашла — генерал Чен, играл на тай-бу и пел. Сильным, хорошо поставленным голосом, но совершенно без напряжения или каких-то особых усилий, даже слегка небрежно, как будто для него это было способом скоротать время между тостами. Вокруг его площадки собралась толпа, он смотрел на струны, но Вере казалось, что он поёт лично для неё.
Министр пошёл быстрее, потом замедлился и обречённо посмотрел на Веру, вздохнул и сказал:
— Хотите подойти послушать?
Она удивилась, но промолчала, ожидая объяснения причин такой щедрости. Он постоял две секунды, отвернулся и сказал:
— Не хотите — как хотите, — и пошёл ещё быстрее, заставив Веру тихо рассмеяться. Он тоже улыбнулся и закатил глаза, шутливо, но без веселья перечисляя: — Да, это фестиваль, тут все поют, все играют на тай-бу, все пишут стихи, и у всех они нормальные, один я ничего не пишу, а что пишу, то нельзя никому показывать. Я уже это осознал, принял и смирился со своей убогостью, давайте больше не будем это обсуждать, спасибо.
Вера продолжала тихо смеяться и держать его руку, чувствуя, как она понемногу становится теплее и живее. Вздохнула и тихо сказала:
— Музыкант у меня уже был, я от него ушла.
— А министры были? — шутливо нахмурился министр.
— Ни единого.
— А генералы?
Она напоказ задумалась, без особой уверенности качнула головой и вздохнула:
— Нет, старше капитана никого не было. Но я слышала от девочек, что капитаны — это самый топчик, дальше они начинают портиться.