Хитрая злая лиса
Шрифт:
— Пообщались?
Она неоднозначно двинула бровями и отвернулась — она ему ещё прошлый тон не простила, а он уже решил добавить. Он бросил:
— Пойдём, — взял её за локоть и потащил вниз. Она заблокировала телефон и спрятала в сумку практически на бегу.
***
8.44.20 Павильон Размышлений
Они прошли в напряжённом молчании ещё несколько витков этого парка, вышли через круглую арку и зашли в следующий парк, там была прямая широкая аллея, которая заканчивалась светящимся стеклянным зданием, внутри которого краснели клёны. По этой аллее шли гости, несколько человек обратили внимание на быстрый шаг и мрачный вид министра, и Вера силой притормозила его, получив в ответ очень недоброжелательный взгляд, вопрошающий, что ещё ей от него
— Хотите слухов о том, что вы куда-то вляпались на фестивале и носились потом психованно по аллеям, таская меня за собой, как собаку на привязи? Вы их получите с таким лицом.
Он резко пошёл медленнее и изобразил расслабленный вид, потом как будто смутился и взял её руку по-другому, крепко задумался на явно неприятную тему, и ему явно не нравились выводы, к которым он приходил. Осмотревшись, он свернул в неприметный проём между кустами, провёл Веру по узкой грунтовой тропинке, которая делала круг и замыкалась сама на себя, образуя петлю метров трёх в диаметре. Над маленьким пространством изгибались тяжёлые кроны деревьев, с веток вниз свисали одинокие красные фонарики, вокруг смыкались плотные кусты, в центре был маленький пруд с декоративной горкой камней, по которой медленно стекал дым из замысловатой курительницы в форме кружевного металлического шара, висящего на цепи, которая крепилась к специальной подставке из кружевной литой меди. Запах окислённой меди смешивался с речным запахом прудика и пряным запахом дыма из курительницы, он стекал густым медленным туманом и скапливался в углублениях между камнями, постепенно просачиваясь вниз и стелясь по поверхности пруда.
Вера поняла, что замерла, только когда министр отпустил её руку и пошёл дальше сам, обошёл прудик и сел на большой плоский камень, как будто специально выступающий из горки. Желания с ним разговаривать у Веры не было, потому что не было желания ссориться — это место выглядело как крохотный рай, спрятанный от грешников, а они как будто сюда вломились обманом, и теперь мечтали просидеть здесь тихонько подольше, пока никто не узнал и не выгнал.
Где-то вверху тихо касались друг друга толстые плотные листья, внизу ветра не было вообще, а там, над кронами, он еле слышно трогал верхушки деревьев, а они как будто мягко успокаивали друг друга, шёпотом говоря, что это не важно, это он шутит, а на самом деле ночь тиха и прекрасна, как сон перед рассветом, волноваться точно не о чем.
Вера завороженно смотрела на дым, струящийся по гладким округлым камням, сама не замечая, как подходит всё ближе, пока чуть не наступила в воду — края не было видно из-за дыма, накрывающего воду вуалью, которая растекалась дальше, сглаживая неровности тропинки и скрывая следы на песке.
Аккуратно подобрав подол, Вера присела у воды и стала смотреть в её туманную глубину, в которой отражались нависающие над прудом фонарики и что-то ещё, что никак не удавалось рассмотреть. От этого медленно нарастало чувство опасности, как будто где-то рядом ходил зверь, его было не слышно и не видно, но что-то древнее внутри его чуяло, вопя из хтонических глубин инстинктов, чтобы эта внешняя обезьяна, возомнившая себя разумной, убиралась отсюда к чёрту, предельно быстро и очень тихо, если хочет жить. А потом Вера медленно осознала, что вода на неё смотрит.
По коже прокатился электрический холод, и остался на поверхности, не спеша уходить — ничего ещё не кончилось. У неё стоял дыбом каждый волосок на теле, сердце колотилось как сумасшедшее, а глаза смотрели в глаза кому-то по ту сторону дыма над водой.
«Это же не моё отражение. Точно нет.»
Чтобы доказать себе, что это действительно не отражение, она медленно подняла руку и провела над водой, видя, как отражение делает то же самое.
«Всё-таки отражение. Чёрт.»
Она медленно расслабилась, улыбнулась и подула на дым, он разошёлся в стороны волной, а отражение улыбнулось, рельефно выступило из воды, протянуло мокрую руку и погладило Веру по щеке, сразу же ныряя обратно.
Дым вернулся на место, скрадывая очертания лица под водой, отражение помахало ручкой и ушло в глубину, на его месте взвились вихрями длинные волосы и тоже ушли в глубину.
— Что вы там увидели?
Вера
— Вера, всё в порядке?
— А у вас?
— У меня — нет. Если ещё и у вас будет нет, можно просто уходить отсюда сразу и присылать двойников, потому что... хватит.
— У меня всё в порядке.
«Если вы мне не верите в истории с приглашением в дом Кан, имея перед глазами доказательства того, что ваша матушка меня узнала и вспомнила, то с чего бы мне вам рассказывать о том, как мистическая бездна не только смотрела в меня, а ещё и мокрой рукой меня потрогала. Вы всё равно не поверите. Живите спокойно в своих заблуждениях и дальше.»
— Хвала богам, хоть у кого-то, — мрачно фыркнул он, Вера встала и медленно подошла к нему, посмотрела на камни — место там было только для одного, сесть рядом точно не получится. Она сделала вид, что и не хотела, и мягко спросила:
— Что у вас случилось?
— Мать прислала мне письмо с требованием срочной встречи, где сказала много неприятных вещей и высыпала мне под ноги гору моих подарков, заявив, что я могу своей фальшивой щедростью подавиться, и что, если я настолько плохой сын, что готов разорить мать и пустить по миру её детей ради едва знакомой женщины, то это многое делает понятным в моей весьма сомнительной натуре, и что ей такой сын не нужен, поэтому я могу на её помощь больше не рассчитывать. — Он помолчал и усмехнулся горьковато и зло, шёпотом добавляя: — Как будто я раньше мог рассчитывать на её помощь, пока был примерным. Я для неё всё делал, Вера... Всё, понимаешь? Не спрашивая, просто делал и всё. Кто-то на неё не так посмотрел — я вызывал на дуэль и калечил, без малейших сомнений. Кто-то её шлюхой назвал — я убивал, из-под земли доставал и убивал, прилюдно и так кроваво, что остальные затыкались. А я не люблю убивать на самом деле, я всё понимаю, я осознаю, что это плохо, и что они этого не заслуживают, они не солдаты на войне и не бандиты, не охрана чья-то, они просто глупые аристократы, не умеющие держать язык за зубами. И я понимаю, что объективно они правы — она любовница женатого мужчины, это в любой культуре осуждается, а у цыньянцев она должна была умереть ещё до моего рождения, ради сохранения чести семьи. Но она наплевала на честь, слухи и чужое мнение, потому что она любила жизнь и хотела жить хорошо, и мой отец ей это обеспечивал, и я обеспечивал. Просто потому что... А она берёт и ведёт себя вот так.
Он замолчал, Вера тоже молчала, он сидел сгорбившись и смотрел на свои руки, потом поднял глаза на Веру и сказал:
— Вы её обидели. Я уже понял, что для вас всё в этом мире шуточки, но это — не те вещи, с которыми можно шутить. Вы оскорбили мою мать, прилюдно и унизительно. Она не прощает этого никому. Она не даст разрешения на наш брак, теперь уже точно никогда, можно даже не надеяться.
— Как будто до этого надеяться можно было, — тихо сказала Вера, с мягкой иронией человека, который никого не хочет обидеть, но и выслушивать бред тоже желанием не горит. Министр тихо рассмеялся и медленно глубоко вдохнул, запрокидывая голову и глядя на ветки деревьев и маленькие фонарики на цепочках. Вера изобразила шутливое кокетство и добавила: — И вообще, это довольно странно — спрашивать разрешения на брак у мамы. В моём мире обычно спрашивают у той женщины, на которой хотят жениться. Или вы решили, что с мамой будет проще?
Он рассмеялся громче, скосил глаза на Веру и шутливо вздохнул:
— Да, пожалуй. — Опять закрыл глаза и долго сидел молча, медленно дыша, потом приоткрыл глаза и ровно спросил: — О чём вы говорили с генералом Ченом?
— У вас нет записи?
Министр нахмурился и сел ровно, сказал с раздражением, которое даже не пытался прятать:
— У меня есть запись всего на свете, что мне теперь, вообще с вами не разговаривать? Если я спрашиваю, значит, я хочу услышать ответ.
— Если я спрашиваю, я тоже хочу услышать ответ, представляете? И даже если не спрашиваю, всё равно хочу. И когда вы резко начинаете вести себя так, как будто что-то случилось, но не говорите мне, что именно, я всё вижу. И я буду мстить. Симметрично.