Хлеба кровавый замес
Шрифт:
Комбат цедит крайне озабоченно:
– Если друг попал в беду, я его похороню… Вот, Шаховской, сунулся ты со своим трупом!.. Давно хоть ишаков вернули?
– Старик говорит, что после утреннего намаза. Значит, солнце уже взошло. Это совсем недавно, – пояснил боец-таджик.
– Так… Час от часу не легче… Эрэсы это уже очень серьёзно, там в каждом боевая часть около двадцати килограмм… Шандарахнет так, что мало не покажется… А навозили, наверно, много, раз почти всю ночь возили… – Комбат искривился злой гримасой. Продолжил опрашивать: – Сколько их было-то, людей,
– Старик говорит, что с десяток ишаков из кишлака забрали вместе с их хозяевами. Они были погонщиками.
Шаховской, более других повидавший ишаков в караванах, сразу им сообщил, что ишак может легко нести три-четыре эрэса. Жалеть чужую скотину душманы не будут, поэтому нужно ориентироваться, что за одну ходку по четыре ракеты каждый ишак возьмёт, и как минимум одну ходку до места пуска они сделают.
Значит, на позиции находилось уже около сорока штук эрэсов… Это будет очень тяжёлый по количеству взрывчатки залп, учитывая, что укрытий тут нет. А осколки от эрэсов даже и боевая техника не выдерживает. Её броня для таких мощных зарядов лишь название. Всё прошьёт осколками, и моторное отделение тоже.
– Старик, – спросил комбат, – а по кому они стрелять-то собрались? – он ещё тешил себя надеждой, что эта вся духовская подготовка не по их душу.
– Хозяева ишаков сказали, что они – те шайтаны – в разговорах между собой были очень злы на вас, так как у них много техники пострадало, и машины сгорели. И там было им важное какое-то оружие, которое теперь тоже не работает и тоже много сгорело… Они хотят отомстить…
– Всё, ладно, спасибо, – резко прервал разговор комбат.
Старик в страхе вздрогнул.
– Джураев, передай ему нашу благодарность, – уже немного спокойней сказал комбат. – Гаджиев, посмотрите – если у нас тут мука осталась в машинах, то погрузите её тоже старику. Мешок ему дайте, если довезёт.
– Есть, товарищ полковник, – совсем по-армейски чётко стал отвечать Гаджиев, ощущавший себя сегодня важным человеком в серьёзном воинском процессе.
Комбат:
– Всё, вперёд, солдат, трогайте… И как вернётесь к себе, то пусть ротный об этом доложит обязательно. У вас на всё двадцать – тридцать минут. Вперёд!
Зампотех, который молча слушал всю эту информацию, наконец дал о себе знать:
– И что, Валер, теперь делать будем?
Комбат поворачивается к нему, сводит руки перед собой, как будто в них что-то держит большое и круглое, и с очень серьёзным видом и крайне убедительно говорит, протягивая руки к зампотеху:
– На, Володь, подержи арбуз…
Зампотех подхватывает несуществующий арбуз руками. Его мозг был загружен опасной по возможным последствиям информацией и не так быстро воспринимал любую дополнительную. Кроме того, зампотех не ожидал подвоха:
– Какой арбуз?..
Тут комбат отыграл какую-то лишь ему самому понятную роль в этой им же разыгранной сценке перед попавшимся ему бедолагой зампотехом. Он театрально развёл руки в стороны, привычно цыкнул и язвительно произнёс:
– А нету… Хер его знает, Володь, какой арбуз, – комбата донимало это почти детское любопытство зампотеха, которое в минуты опасности могло отвлечь от напряжённой работы над поиском решения…
Но комбату не до церемоний. Он был зол. И его мозг сейчас лихорадочно метался в поиске быстрого и оптимального решения. Потому что эта опасность уже предельно сформировалась и обозначилась: позиции и пусковые установки душманов были готовы к стрельбе.
Хотя существовал маленький шанс, что стрелять они будут, возможно, и не по ним вовсе. Но такая вероятность была мала, тогда как то, что опорник, эта их нынешняя позиция, стал целью предстоящего обстрела, было максимально ожидаемо. Точных данных о дне и времени движения хлебной колонны они не должны были знать. Значит, она не могла в этот раз быть их целью. Такой вариант исключался и оставались только они – именно РОП седьмой роты находился в радиусе поражения эрэсов.
Вместе с комбатом над этим вопросом размышляли и Алексей, и зампотех. Это была общая проблема и общая опасность, и угроза жизням их солдат.
Неожиданно Шаховской сказал:
– Вообще-то эрэсы – это не миномётные мины, и они вот так, как мины, – он начертил в воздухе пальцем горку, – летать не могут.
– И что-о? – без энтузиазма протянул комбат.
Но тут очень оживился зампотех, который уловил мысль Шаховского:
– А то, Валер, что если ими стрелять через гребень гор, то мы к нему стоим слишком близко, практически у подножия. Эрэсы сюда попадать не смогут. И если наводить так, чтобы эрэсы перелетали через горы, то они будут лететь и мимо нас, значительно дальше нашей этой точки. А это им без толку – впустую будут расходовать боеприпасы…
Его размышления поддержал Шаховской:
– Или стрелять в какие-то прорехи в горах по пологой траектории. Таких на местности, как видно, есть три направления, в створ которых можно вести огонь. И тогда эрэсы могли бы попадать по нам. Но вот те два направления дают слишком дальнюю дистанцию для доставки ракет. Место пуска оказывается далеко в пустыне от кишлака, где забирали ишаков, – вслух рассуждал Шаховской. – Там возить в одну лишь сторону километров двадцать – тридцать. И духи до утра бы не успели. Значит, остаётся лишь одно направление, одна расщелина в горах, ближайшая к тому кишлаку. И вероятная позиция оказывается рядом с кишлаком.
Зампотех уже совсем взбодрился:
– А дальность у них, на их самопальных пусковых, фиксированная: четыре километра до цели.
Шаховской его поправил:
– Там обычно два положения зафиксировано и пристреляно – четыре или шесть километров. Накрывать нужно обе вероятные. Сейчас точно определю на карте две вероятные позиции и их координаты.
– Немедленно дай их артиллеристам. Пусть быстро готовятся и по готовности открывают стрельбу. А седьмой роте надо срочно выдвигаться на дорогу. Пасько пусть там строит колонну для заправки. Лёш, не забудь Тасю забрать к себе в машину. Давай, Лёш, командуй, артиллериста вызывай, ставь задачу. Действуй, учись, таким молодым расти надо, – невесело подначил Шаховского комбат.