Хлеба кровавый замес
Шрифт:
Шаховской вынужден был им вкратце рассказать всю историю вечернего боя. Рассказывал он историю так, что все его личные действия были максимально, до предела, освобождены от шелухи героического пафоса, а вот действия своего экипажа представлены в высшей степени лестной для солдат форме.
Шаховской очень хорошо понимал, что для него подобные события, сама атмосфера переживаний в подобных ситуациях были привычными. И также очень хорошо осознавал, насколько это непросто и страшно, и требует личного мужества – оказаться в такой ситуации в первый раз для его молодых солдат.
Слушатели – комбат с зампотехом – даже в такой
– Ну вот, Шаховской, я и говорю, что это боевые трофеи, а раз наши трофеи, то их сам бог велел с пользой их для себя потратить. Скоро будем домой возвращаться, в Союз. Раз такое дело, нужно будет разного полезного добра прикупить. Мы-то ведь на своей технике выходить будем – можем японской аппаратурой подзагрузиться. Кстати, не забудь их, пацанов экипажа, к орденам представить, как вернёмся! Понял? Чтобы я не забыл, – распорядился комбат.
– Это за доллары? – спросил зампотех. – В смысле, за миномётную батарею?
– За мужество! А за доллары… слушай, Лёш, там солдаты домой очень любят домой всякие японские наборы разной косметики, – они недорогие, нарядные, и там для женского племени всего куча. Так ты им купи сразу штук по пять на бакшиши… И они будут рады, и дома тоже будут счастливы.
Зампотех:
– А как с деньгами поделим? Поровну?
– Ну, мы поровну, по четыре пачки. А ещё две – наградим по одной наших зампотыла и замполита батальона. Они же у нас в полку остались с оравой солдат, и в караул сейчас ходят каждый день. А это тоже ох как несладко… Нагрузка огромная. Им там сейчас все мозги канифолят от командира полка до всех оставшихся солдат… Вот и будет им премия от нас, – улыбнулся. – А ещё одну пачку, то нужно и на Крикунова будет что-либо прикупить и в семью отправить. Дам команду, чтобы замполит занялся. Ты как, Шаховской? Предложение устраивает?
– Товарищ полковник, почти устраивает. Есть только вот что… Мне этих денег совершенно не надо… Меня не для этого сда отправили, мерзко на них смотреть – из-за этого дерьма наши люди погибли. Да и особо дома мне одаривать некого. Так что, может, Серёже Крикунову в семью отдать мою долю? Поменять в дукане[23] на чеки и отдать их? И, товарищ полковник, купите вы, пожалуйста, если несложно, в дуканах для моих солдат те наборы, что вы предложили. Как они называются?..
Комбат:
– Косметические наборы…
Шаховской:
– Да… их… даже этого не знаю. Вы в этом разбираетесь, а я совсем ноль в этих делах… Ну и Тасе шикарные французские духи… Потом как-нибудь подарю.
Зампотех:
– Ты, случаем, с ней не сильно разогнался-то? Она только Крикунова потеряла…
– Николаич, ну что ты со мной как папа с сыном?.. Ничего плохого я ей не сделаю. Обещаю.
Комбат вернулся к более актуальной теме:
– Лёш, ты точно отказываешься от своей доли?
– Да. Лучше будет отдать семье Крикунова. А у меня жены, детей нет. Так что обойдусь без этих «расходов»…
Зампотех назидательно произнёс:
– Смотри, Валер, не профукай. Куда–либо положи для надёжной сохранности… Моя доля пусть пока у тебя будет. А как уволюсь, она мне пригодится – ферму открыть. Лёха, пойдёшь ко мне бухгалтером?
Все рассмеялись.
Время горестей на данный момент прошло. Жизнь берёт своё. Надо жить.
Комбат подытожил:
– Так, друзья. Мы с зампотехом по делам, я на доклад «Граниту», зампотех с машинами разбираться. Ну а ты – отдыхай, Алексей. Завтра утром рано вставать, много дел будет.
Они вышли с зампотехом из кунга и прикрыли дверь. Шаховской, не затягивая, – он чувствовал усталость – скинул боевое снаряжение и лёг спать на свою лежанку.
Глава 18. Третий сон Шаховского
И вновь Шаховской увидел мальчика, который – дурашка – беззаботно плескался в воде лучезарного голубого цвета. Она казалась и мальчику, и самому Шаховскому чем-то живым и добрым. Шаховской уже понимал, что этот ребёнок – он сам.
И в очередной раз безмятежное состояние длилось недолго. И опять стала буториться и волноваться вода, покрываясь мелкой рябью, а затем, начала тяжело вздыматься и опускаться, как будто тревожно задышав. И лазурную светлую, прозрачную воду начал подминать под себя сумрак, и вокруг появилась опасная тревожащая зона тьмы. Давление тьмы усилилось, и мальчика охватил безотчётный ужас. Всё живое вокруг до маленьких муравьишек впадает в паническое истеричное состояние или цепенеет. Не слышно умиротворяющего прибоя и щебета птиц. Добра в этой тьме нет, а лишь удручающее жизнь наглядно проявившееся зло.
Сквозь сон это смятение ощущал и сам Шаховской. Он понимал, а скорее, интуитивно чувствовал, что источник зла и ужаса – это какой-то неведомый генератор тьмы: откуда ведь она, ужасная, берётся. Остро чувствовал, что нужно бороться за Свет!
Только Свет остановит тот обездвиживающий и пеленающий по рукам и ногам ужас!
Сон настолько овладел подсознанием Шаховского, что попросту стреножил, не давая даже шелохнуться. Но Алексей очень хорошо сознавал, что справиться с той ситуацией может лишь мальчик Алеша и больше никто.
А ребёнок был слишком испуган…
Он лихорадочно стремился выбраться из тёмной воды, несущей опасность, и той мглы, которая пыталась его окружить. Выбраться на свет, выскочить на берег, на стремительно скукоживающийся участок освещённого пространства. И мальчик со всех сил гребёт и шлёпает по воде руками, устремляясь к нему. А Шаховской во сне орёт ему благим матом: «Туда!! Туда!!!», но из его гортани не вырывается ни звука. Это был отчаянный беззвучный крик.
Но и сам ребёнок просто не смог бы его услышать, так как эта «сонная реальность» – она именно ребёнка, хотя сам сон – взрослого Шаховского, и его крик не сможет долететь до мальчика, не сможет прорваться из одной реальности в другую....
В своём тревожном забытьи Шаховской понимает, что он не в состоянии мальчугану помочь, что случится непоправимая трагедия, если в самом мальчугане не найдётся сил выбраться к свету. Но он верит в чистоту ребёнка, а, значит, в способность совладать с тьмой. Едва он понял это, им самим овладела жажда света как единственного источника силы. И Алексей с замиранием ожидает непростой развязки…
Измученный мальчик, разрывая невидимые оковы, упорно пробивается к свету…
И!!!
Наконец-то после очередного взмаха его руки он самим манюсеньким кончиком пальчика попадает в освещённое пространство, то невидимые путы начинают ослабевать и на мальчике, но и на офицере. И мальчик рывком выходит на сияющее место, а в тот мгновение Шаховской-офицер словно рвёт на себе невидимые оковы…