Хобо
Шрифт:
«Не видел», пробормотал я, издав ртом такой звук, как будто наступил на размокшее под дождем говно. «А почему ты ее ищешь?», я вернул ему фотографию.
«Это моя родная сестра. Мне нужно ее найти. Завтра у меня день рождения, я не хочу отмечать без нее». Он проговорил это, опустив голову, твердо и грустно.
«А папа и мама…», я не смог договорить вопрос, потому что к горлу подступила тошнота.
«Они ее никогда не ищут. Говорят, она плохая и все время ее ругают. Только, знаете, дядя, она хорошая. Просто иногда так рассердится, что не приходит домой».
«Она
«Вернется, но только, может, она не знает, что у меня завтра день рождения. Она говорит, что плохо все запоминает и поэтому не любит ходить в школу».
Я слушал так, как не слушал еще никого в жизни, слушал и не слышал его жалоб. Я слушал потому, что не смел посмотреть ему в глаза. Потом спросил, не хочет ли он есть. Мальчик отрицательно покачал головой. Хорошо, тогда, может, стакан сока? Он сказал, что ему некогда, нужно искать сестру. Да где же ты ее станешь искать? Мальчик назвал Кнежев парк. Она любит ходить туда, смотреть, как купаются в фонтане собачки. А если она не в парке, тогда наверняка на набережной. В прошлый раз он нашел ее там. Когда я был мальчишкой, у меня тоже был любимый фонтан. Тот, что в начале Бульвара, по форме он напоминал раскрытую ракушку, с каменными цветами и волшебными осколками стеклышек.
«Ну, возьми хоть это, это сладкое», я протянул ему затвердевший кубик рахат-лукума, который мне принесли вместе с кофе. Он держал его на ладони и смотрел то на меня, то на этот красный кубик, покрытый пылью сахарной пудры и ожидания. «Ты же можешь не есть его прямо сейчас. Возьми, а съешь по дороге».
«Я сестре отдам». Мальчик услышал мои молитвы. «Спасибо, дяденька», сказал он и побежал дальше. Вывернув шею, со скрученными судорогой кишками, я смотрел ему вслед, до тех пор, пока он не свернул за угол. Все мое высокомерие испарилось. Ушло как уходит поезд.
Я остался прикованным к месту, как будто меня накрыло церковным колоколом. И в голове звенело: «дяденька, дяденька». Мне не нравилось положение подопытного эмбриона. У каждого иногда бывает просветление в мозгах, когда он понимает, что стал настоящим дерьмом. Деваться мне было некуда — я должен был срочно найти свое место под солнцем Барона. Я должен был войти в систему и выбрать игру.
Я расправил плечи, чтобы вдохнуть воздуха. Первый шаг. Потом влил в себя остатки виньяка. Почувствовал жжение, но меня это взбодрило. Перед глазами всплыло отекшее, похожее на картошку, лицо Пижона Гиле с обезьяньими глазками и отвисшими, вечно слюнявыми губами. Это видение заставляло задуматься.
Позже, когда появление луны подтвердило факт захода солнца, я встретился с Пеней в «Ямбо Даке». Он сказал мне, что нас ждет одно дельце. У белградского компаньона Барона угнали «ауди», восьмерку, но по проверенным каналам ему уже сообщили, что машина переправлена в Нишвил на «доработку». Барон пообещал, что автомобиль будет немедленно найден и возвращен, а негодяи станут законопослушными гражданами, в полном объеме оплатившими счета за лечение в больнице.
Мы отправились по указанному нам адресу — в Нишвиле не было такого бизнеса, который бы Барон не контролировал. Авторемонтная мастерская, в которой «делалось дело», находилась прямо за торговым центром «Баки 2». Ее хозяин был мастер на все руки, но неразборчив в клиентах. По дороге Пеня объяснял мне, какое тонкое дело эта «доработка». Сначала нужно очень сильно разогреть место со старыми номерами на блоке движка, потом его отшлифовать, отполировать и только после этого выбить новые номера, комбинацию, указанную в новых документах. «Я смотрю, ты и сам в этом деле мастер», сказал я, когда мы входили в мастерскую.
Вместо приветствия огромный детина в рабочем комбинезоне недовольным тоном пробурчал: «Поздно, мы закрываемся» и продолжил вылизывать чей-то кузов.
«Кому поздно, а кому — в самый раз», изрекла его судьба, одетая в пилотскую куртку.
Автослесарь нервно глянул на бритую голову. Глаз его почти не было видно, маленькие отверстия в огромной груде мяса, которая отдаленно напоминала человеческое лицо. Мы для него были цыплятами, забравшимися в чужой огород.
«Парни, сегодня не получится. Видите, на дворе уже темно».
«Смотри, чтобы не стало темно у тебя в глазах». Пеня не любил препираться, он предпочитал сразу припирать к стене.
«Эй, полегче, думай, что говоришь». Набычившись, громила подошел к нам, вблизи он оказался еще крупнее. Это хорошо. Есть куда бить. Но он только покачнулся, больше от удивления, чем от боли. Я ударил еще раз. Прямо между глаз. Костью в кость. Было больно. Его череп оказался не из эластичных.
«Я-то думаю, что говорю», Пеня примирительным тоном объяснял ситуацию, «но видишь, мой товарищ вообще не умеет говорить».
Слесарь матюгнулся и ринулся на меня. В тот же миг он рухнул на колени и в первый раз застонал. В таком положении он напоминал бурдюк, набитый картошкой и салом. Он очень удачно оказался рядом с моей правой ногой, и я врезал по его круглой замасленной башке.
«Отличный удар, диджей», поздравил меня Пеня.
«В честь Кройфа», ответил я на его комплимент. Он благодарно улыбнулся.
Эта падаль зарычала, стонать он не привык. «Что вам надо?». Он уже не был таким высокомерным как вначале. Попытался приподняться, опасаясь, как бы опять не получить удар ногой. Я уступил его Пене.
«Вчера у тебя в работе была «ауди», восьмерка. С белградскими номерами». Пеня продекламировал регистрационные номера.
«Я номеров не запоминаю», сказал громила и получил в зубы. Я готов был молотить его всю ночь, мне было плевать на трофейную «ауди». Но Пеня был добросовестным исполнителем: «Меня интересует, где эта «ауди», восьмерка, номера можешь запомнить для лото».
«Откуда я знаю, где машина сейчас? Как только я закончил, они расплатились и уехали». Он стал сговорчивее, но не намного.