Ход кротом
Шрифт:
— Да и х*й с ним! — обозлился, наконец, даже увалень Степан, — выучим новых. Или правду сказал Григорий покойный, что без Корабельщика мы уже ни в борщ, ни в Красную Армию?
— Мне похер, что там вякала эта эсэсовская обезъяна. Вот похер, просто. Забыл, как нас учили? Конечная цель не наловить, а чтобы не хотели бежать.
— Это было при Феликсе. Теперь наша конечная цель — выполнение планового показателя. Галочку я поставил, беседа проведена. А кто там потом от чего помер, пускай пикейные жилеты на лавочках разбираются, это им делать не*уй. А у меня еще список длинный.
— Довыполнялись,
— … За границей вы тоже не будете в безопасности. Во франко-германский конфликт вовлекается все большее количество европейских стран.
— Уеду в Америку.
— Товарищ Ипатов, как же так! Вы же стольких уговорили советской власти служить…
— И от слов своих не отказываюсь. Пока ваша власть была народная, первый я у вас был работник. И присадки для бензина, и авиатопливо, и пороха для ракет. Вы все забыли, все! Только помните, что я бывший царский генерал, для вас это важнее, оказывается, чем все, мною сделанное.
— Виновные наказаны. Больше не повторится!
— Бросьте. Повторится, как только ваше начальство сочтет сие снова выгодным. Я даже не сомневаюсь, что за меня вы там половину придурков перестреляете, все-таки я настоящий химик. Но ведь это же, поймите, потом. Из «потом» я не вернусь.
— Дадим охрану. Проверенных…
— Ваша охрана Ленина не уберегла. Я же перед Лениным величина исчезающе малая, в рамках погрешности измерений. Как там хныкал ваш буревестник революции… Этот… «Облако в штанах» который: «Единица ничто, единица ноль. Голос единицы тоньше писка! Кем будет услышан? Разве женой. И то, если не на базаре, а близко».
— Маяковский? Так он поднял вооруженное восстание и со своими поклонниками пробивается теперь к Махно.
— Видите. Даже он! А я читал, что и Буденный с ним.
— Ну, вот это уже сказки. Брехня продажных репортеров. Товарищ Ипатов, но почему, все-таки? Мы вполне способны создать вам условия…
— В этом я, как раз, не сомневаюсь.
— А в чем тогда сомневаетесь?
— Дайте мне гарантию, что хлеб, что все мы скушаем, не будет завтра нам как неоплатный долг учтен. А также гарантируйте: тот гимн, что утром слушаем, в обед не будет проклят, заклеймен и запрещен.
— Мы так живем!
— До первого ущелья, — покривился Ипатов. — До первого обвала. Там раз! И навсегда… Нет, вы моим доверием не можете располагать более. Потрудитесь покинуть отель.
— Покинуть отель? Он прямо так и отшил красных?
— Как видишь. Теперь мы сделаем ему предложение… От которого сложно, сложно будет отказаться.
— Предложение, от которого нельзя отказаться. Неудачу из списка вариантов исключить нахер. Иначе полковник нас уроет. На наследство русских очень много желающих. Нельзя ошибаться. Даже не думайте о таком. Все готово?
— Машина, документы, билеты на пароход.
— Пароход?
— Алый Линкор гражданские суда не топит, это всем известно.
— Главное, чтобы это было известно самому Алому Линкору.
— Ну хорошо. На чем вы предлагаете пересечь Атлантику? На метле?
— Джек, Лиззи, кончайте ругаться. Лиззи, лучше подкрась губки. Может быть, юбку покороче, декольте…
— Вилли,
— Пьетро, Джованни, подъем. Пьетро, черт возьми, хватит сосать подушку, Лиззи даст, если ты все сделаешь правильно. Просыпайся!
Пароходом, а к паровозу — паролетом
— Просыпайся! Почему ты дрожишь?
«Уж больно забористый сон привиделся, вот и дрожу» — подумал он, выпутываясь из одеяла.
Снился напрочь неправильный лазарет, в котором прирастили даже не голову к телу, как в фантастике у Беляева, но того хуже: тело к голове, после чего даже не потребовалось учиться ходить. Неправильный стерильно-чистый нужник. Неправильная ходовая рубка без карт, приборов и штурвала, неправильная буря без рева и грохота, неправильный линкор, зайчиком скачущий по верхушкам волн, и неправильный его командир. Не фальшивый и не лживый — Корабельщик явно верил в свои кошмарные фантасмагории — а именно что неправильный.
Это неправильные потомки и они строят неправильный коммунизм!
— А, uk’anali! — отбросив одеяло, поднялся он с койки, чтобы с ужасом увидеть: вовсе это не сон! Правильно или неправильно, а вот он лазарет, вот они часы на стене…
Двадцать часов проспал, несмотря на неправильную бурю.
— Ну ты и соня, — сказал все тот же голос. — Тебя даже вчерашний шторм не разбудил. Мы уже прибыли в Фиуме. Нас выпустят, это точно.
— Куда выпустят?
— На берег, естественно!
Тут Сталин протер глаза и увидел в комнате небольшой танк на резиновых гусеницах, с поблескивающими перед лобовой броней двумя ножами, ручным пулеметом на турели и механической рукой вместо пушки. Механическая рука поднесла ближе обычный стакан:
— Вот это выпить прямо сейчас. А после чистки зубов еще один состав.
Выпив лекарство, Сталин отправился в уборную. Вернувшись за вторым стаканом, поинтересовался:
— А ты вообще кто?
— Танк-вездеход имени непобедимого научного дерзания. Партийная кличка Еж.
Одевшись, человек поискал глазами камеры или динамики, но тут же и плюнул. В том кино, что вчера состряпал Корабельщик из хроник будущего, ясно говорилось: если понадобится, никогда ты камеру не заметишь. И не сам же робот говорит, наверняка, через него чертов моряк общается. Сталин припомнил некоторые выражения Корабельщика и составил фразу из них:
— Опять стебешься, футурист-ассенизатор?
Робот убрал стакан, сложил руку и заворчал мотором точно как недовольный человек:
— Я не чистильщик! Я мирный робот. Это не ножи — это у меня просто острые иголки. Ежу полагаются иголки, логично?
— Всего две?
— Остальные выпали. Я на колчаковских фронтах ранен!
— А на турели у тебя не пулемет, а разбрызгиватель пуль?
Механизм укоризненно покачал манипулятором:
— Шуточки… Пойдемте в рубку.
Вышли в знакомую уже ходовую рубку. Корабельщик стоял возле большого вертикального экрана, напевая тихонько: